Эдита Пьеха и Александр Броневицкий. Расставание.
Рассказывает Э. Пьеха: «Мы познакомились осенью 1955 года.
Будучи студентом дирижерско-хорового отделения консерватории, Александр Броневицкий получил приглашение руководить хором польского землячества, участницей которого я стала сразу после приезда в Ленинград. Не скажу, что новый знакомый сразил наповал. Маленький, щуплый, рядом со мной — высокой и упитанной — он выглядел подростком, хотя и был на шесть лет старше.
Помню, никак не могла взять в толк: чего девчонки к нему липнут как мухи на мед? А познакомившись поближе, и сама влюбилась по уши. В блестящий острый ум, необыкновенную эрудицию, бархатные темно-карие глаза в длинных черных ресницах и великосветские манеры. Подружки восторженно закатывали глаза: «Дита, будет звать замуж, выходи, не раздумывая — станешь жить как в сказке!»
Но речи о женитьбе Шурик не заводил — все его помыслы были заняты недавно созданным ансамблем «Дружба», куда я была приглашена солисткой.
Броневицкий начал за мной ухаживать сразу же после знакомства. Он очень своеобразно ухаживал, никогда не назначал мне свиданий. Мы пересекались на репетициях хора, на выступлениях, а потом куда-то шли вместе - в театры, музеи, просто болтали, гуляя по городу. Сам он не пропускал концерта ни одного зарубежного гастролера, ни одной новой выставки, театральной премьеры и всюду водил меня с собой.Он говорил: «Поехали в филармонию» и объяснял, что там играет большой оркестр симфонический. Особенно я запомнила «Прощальную симфонию» Гайдна. Это была для меня сказка настоящая. Сцена, на которой огромный орган, и сидят музыканты нарядно одетые. Они играют, а там еще свечи горят. И они постепенно тушили эти свечи. И симфония кончалась. И все аплодировали. И я была в таком восторге. Это было первое знакомство с классической музыкой, с серьезной музыкой.
В ту пору, например, большой редкостью были фестивали итальянских и французских фильмов. И он приезжал ко мне чуть ли не на рассвете, до начала занятий в университете, уже купив билеты: "Собирайся! Лекции сегодня пропускаем! Надо знать, что в мире происходит".
И как было не влюбиться?! Я всему училась у него. Подобного человека в жизни не встречала: композитор, дирижер, пианист, окончил два факультета консерватории. Да еще и балагур, озорник, весельчак, всегда острил... Был наделен множеством талантов, делал великолепные шаржи, видел в каждом человеке типаж. Он был очень красив, правда ниже меня ростом. Но это неважно, Наполеон тоже был невысоким.
Объяснение Броневицкого и Пьехи произошло в подъезде: она сидела на подоконнике, а он стоял рядом и нервно теребил ее руку. Александр сказал: "Я не знаю, что делать. Я не могу без тебя". На что Эдита ответила: "Знаешь что, а давай поженимся!" Но он покачал головой: "А ты знаешь, в какое время мы живем? В советское! Браки с иностранцами у нас не приветствуются!" Эдита возразила: "Да брось ты, ничего нам не будет. Я ведь не буржуйка какая-нибудь, я из пролетариев. Бояться меня не надо".
Думала я: “Мне никто больше такого предложения не сделает. А потом, какой человек великий, какой он талантливый, он играет на пианино!” Я была счастлива, что выхожу замуж, и влюблена до мозга костей. Хотя во мне говорил и польский практицизм: “Соглашайся, а то вдруг больше никто не предложит!”
8 декабря 1956 года мы поженились. Мы пришли в загс Смольнинского района. Я была в каком-то черном платьице. Гости: Андрей Петров, художественный руководитель военного ансамбля Николай Кунаев с женой, родители Сан Саныча. Вечером убежала на кухню и горько плакала: мечтала выходить замуж в белом платье! На стипендию его было не купить...
Жили на Греческом проспекте в коммунальной квартире. Одну из девяти комнат занимал военный моряк-офицер Александр Семенович Броневицкий с женой и двумя взрослыми сыновьями. Школьнику Жене, младшему брату Шуры (так звала Александра мама), приходилось ставить раскладушку под роялем.
Стесненные жилищные условия нас мало волновали. Куда больше — репертуар для ансамбля «Дружба». Во время репетиций Броневицкий бывал груб и резок, меня называл порой при других неуклюжей «черепьехой» (от черепахи), орал на меня: «Это какой- то ужас! Неужели нельзя чисто взять ноту? Ты фальшивишь!»
После одной из таких «разборок» я втайне от Шурика стала ходить на занятия к преподавателю по вокалу. Со временем претензий к пению у мужа поубавилось, и он взялся за мою внешность: «Ты ужасно некрасивая. Начинай уже что-нибудь делать с лицом». Я добывала журналы с фотографиями Софи Лорен и Джины Лоллобриджиды, подводила глаза и выщипывала брови на их манер, стала накручивать волосы на бигуди, а сооруженные из варварски начесанных локонов «вавилонские башни» скрепляла разведенным в одеколоне мебельным лаком — другого в советских магазинах не было. Мои осанка и походка тоже подверглись «артобстрелу»...
Только освоила прямую осанку и легкую походку, как поступила новая установка. На сей раз не от мужа, а от Шалвы Лаури и его супруги Аллы Ким — блистательных танцовщиков, с которыми я и Броневицкий дружили.
— Дитуля, почему ты всегда в тапочках выступаешь? Хотя бы на сцену нужно надевать туфли на каблуке.
Шалва с Аллой повели меня в комиссионный магазин. Из всего ассортимента по размеру подошли только чешские «лодочки» на восьмисантиметровом каблуке. В них я не то что ходить — стоять не могла. В гостинице первым делом кинулась в крыло, где шел ремонт. Выпросила у рабочих ножовку и, запершись в номере, отпилила у каблуков половину. До самого вечера училась ходить на четырехсантиметровых обрубках, а вечером вышла в новых туфлях на сцену. — Совсем другое дело! — заметил после концерта Шалва Георгиевич.
Я солировала в "Дружбе" уже год с лишним, когда появилась еще и кубинка, которая ему тоже нравилась как певица. Но когда наши с ним отношения переросли в более близкие, кубинки не стало, я ее "выжила". Все мы так устроены, что хотим держать пальму первенства. Я изначально была единственной девушкой в мужском молодежном ансамбле, и мне никак не хотелось, чтобы появилась вторая". Не долго продержалась в ансамбле и Мария Кодряну. Солистка – должна быть одна! Сама Пьеха начинает отсчет своей творческой деятельности с осени 1957 года. Именно тогда Эдита первый раз увидела свое имя на афишах.
В 1959 году Художественный совет Ленинградской эстрады запретил принимать участие ансамблю "Дружба" в концертных программах. Приближался час расформирования коллектива. В связи с этим Пьеха была вынуждена посетить столицу России и оспорить решение в Художественном совете Министерства Культуры РСФСР.
«В приемной министра культуры Михайлова я просидела целый день. Несколько раз секретарь пыталась перенаправить меня к чиновникам рангом пониже, но я, вежливо поблагодарив, упрямо повторяла: «Нет, мой вопрос может решить только министр». И в конце концов была допущена в высокий кабинет! Наша беседа длилась не более четверти часа, после чего Михайлов вызвал кого-то из подчиненных и поручил прослушать ансамбль. Вердикт столичного худсовета оказался совершенно противоположным: «Дружба» — новое слово на советской эстраде!» Опасность миновала. После этого случая я перестала быть объектом постоянного воспитания Броневицкого, а в его глазах помимо любви начала читать еще и уважение».