4ygak, 25 августа 2005 ( редакция: 29 октября 2018 )
В семье писателя хранилась легенда о том, что, когда однажды ему, совсем малышу, мать надела поверх штанишек юбочку, он стал демонстративно задирать ее на улице, чтобы все прохожие могли убедиться в том, что он мальчик.
Когда Джеку Лондону исполнилось десять лет, он стал разносчиком газет, за что получал двенадцать долларов в месяц. “Знаете ли Вы, какое у меня было детство? — писал он много позже любимой девушке. — Знаете, что однажды случилось со мной в школе? Мясо! Я так изголодался по мясу, что однажды открыл корзинку одной девочки и украл кусочек мяса. Маленький кусочек в два моих пальца. Я съел его, но больше я не крал”.
В 14 лет ему пришлось окончательно распрощаться с детством: он получил постоянное место на консервном заводе в Окленде. “Бывали недели, — рассказывал он впоследствии, — когда я не возвращался домой раньше одиннадцати, ложился в половине первого, а в пять меня уже будили: надо было одеться, поесть и в семь уже стать на работу. И тогда я спрашивал себя: неужели цель моей жизни в том, чтобы превратиться в рабочий скот?”
Накопив триста долларов, он купил одномачтовое судно и стал нелегально ловить в запрещенных местах устриц — деликатес, за который хорошо платили. Позже он признавался, что не было такого преступления, исключая убийство и мошенничество, в котором он не был бы повинен в возрасте от шестнадцати до двадцати лет, и если бы его судили по заслугам, он был бы приговорен на много сотен лет.
Его мать первая обратила внимание на объявление в газете о конкурсе на лучший очерк и предложила сыну попытать счастья. За два вечера он написал четыре тысячи слов, на третий — сократил очерк до размеров, оговоренных условиями, озаглавил написанное “Тайфуном на берегах Японии” и получив первый приз, привел домашних в восторг: двадцать пять долларов за какую-то писанину! На полученную премию он справил себе костюм и выкупил из заклада часы, а вскоре принял главное решение своей жизни:
— Отныне он будет продавать изделия своего мозга и только мозга!
Раздобыв ветхую машинку, печатавшую только заглавными буквами, он по пятнадцать часов в сутки стал выстукивать на ней одним пальцем очерки, научные и социологические статьи, юмористические стишки и рассказы. Но редакторы журналов с неуклонным постоянством возвращали его творения. И тогда он написал: “Пусть будет так! Но конец еще не настал. Если я умру, я умру сражаясь до конца, и в аду не будет более подходящего жителя, чем я!”
Наконец накануне 1899 года он получил известие от калифорнийского журнала о том, что его рассказ “За тех, кто в пути” принят, в январе рассказ напечатали, выплатили автору пять долларов, а вскоре опубликовали еще две его новеллы, после чего он сделал неожиданный, казалось бы, вывод: “Вдохновения не существует. Упорство — вот тайна литературы, как и всего остального... Пишу теперь по тысяче слов в день и шесть дней в неделю”.
В 1900 году он подисал контракт с журналом “Мак-Клюрс мэгэзин” (125 долл. ежемесячно) на свой первый роман “Дочь снегов”, а уже к апрелю следующего года, завершив его, записал в дневнике: “Если они захотят купить меня — и тело, и душу — пусть приходят: только пусть дадут подходящую цену. Я пишу за деньги. Если я добьюсь славы, это будет значить больше денег. Больше денег для меня означает больше жизни. Я всегда буду ненавидеть добывание денег. Я всегда сажусь писать с крайним отвращением”.
В 1901 году вышел первый сборник его рассказов “Сын волка”, через год — второй, “Бог его отцов”, еще через год — третий, “Дети Мороза”, и так — почти ежегодно. В 1909 году появились две его новые книги “Потерянный лик” и “Мартин Иден”, а в воскресенье, 19 июня, у него родилась дочь, которая, прожив три дня, умерла.
И тогда он стал строить Дом — Дом Волка! — “со страстностью и нетерпением настоящего строителя, заложив все что только было возможно”. Он так и никогда и не узнал имени Того, Кто Поджег Его Дом. Бессмысленно и жестоко. Как бессмысленным и жестоким было все в окружающей его жизни: газеты, журналы, сплетни, скандалы, ежедневная тысяча слов, суды с издателями, инсценизаторами и экранизаторами, борьба за авторские права... Пожар случился в пятницу, но в понедельник он начал строить новый Дом. Сначала Лондон называл его “Руина”, и лишь через какое-то время переименовал в “Ранчо добрых намерений”. Именно здесь он и начал писать роман “Маленькая хозяйка большого дома”.
“Может ли мужчина, джентльмен, я хочу сказать, назвать женщину свиньей?” — спрашивает один из его персонажей его рассказов. И получает вполне определенный ответ: “Это... ммм... зависит... ммм... от женщины”. Джеку Лондону, кажется, не пришлось иметь дела с женщинами этой породы. По крайней мере, в его рассказах рядом с героем, двойником автора, всегда будет женщина другая — ей он посвятит свои лучшие страницы.
“Послушайте, братья! Вы тут толковали о лишнем жире, который делает слабыми больших, здоровых мужчин, о мужестве женщин и о любви; и ваши речи были прекрасны. И вот я вспомнил одного мужчину и одну женщину, которых я знавал в те времена, когда этот край был молод, а костры, разведенные людьми, редки, как звезды на небе. Мужчина был большой и здоровый, а женщина была маленькая. Но она любила его. И у нее было много мужества”, — так начинает Лондон один из лучших своих рассказов — историю о дочери индейца Пассук. Умирая, она говорит герою: “Вот и конец пути для Пассук; твой же путь, Чарли, не кончен, он ведет дальше и дальше, к свету многих солнц, и через чужие земли и неведомые воды; и на этом пути тебя ждут долгие годы жизни, почет и великая слава. Он приведет тебя к жилищам многих женщин, хороших женщин, но никогда ты не встретишь большей любви, чем была любовь Пассук”...
Все у писателя было именно так, как предвещала его героиня: почет, великая слава, жилища многих белых женщин и вечное ожидание любви и преданности, на которые была способна лишь дочь индейца.
Когда ему, сорокалетнему, начало казаться, что он постарел и превратился в кусок мяса, он все чаще стал размышлять об относительности жизненных ценностей. Будь Пассук рядом, она бы сказала: “Пассук всегда гордилась своим мужчиной. Пусть он встанет, наденет лыжи и двинется в путь, чтобы Пассук могла по-прежнему им гордиться”. И он бы встал, надел лыжи и, шатаясь, двинулся в путь. А Пассук держала бы его за руку, все время шла бы рядом и покорно помогала бы ему быть сильным.
Но Пассук рядом не было и потому он нырнул — после избыточной дозы морфия — в Вечный Покой. Через несколько дней, 26 ноября 1916 года, урну с его останками зарыли на Холме и сверху, как он просил, положили красный камень от развалин Дома Волка, который он называл “камень, который отвергли строители”.
2 комментария, последний 03 сент. 2005