Александр Броневицкий и Эдита Пьеха. Расставание.

После ухода Эдиты Пьехи в 1976 году из ансамбля "Дружба" и потери важного ядра - ушла часть певцов и музыкантов, - А. Броневицкий попытался восстановить коллектив. Тогда солистом «Дружбы» стал Александр Троицкий, поэтому на подпевки понадобились женские голоса. Музыкант А.Чижевский предложил свою жену, а она привела еще и подругу – Ирину Романовскую. Троицкий сразу начал петь совсем новую песню А. Броневицкого «Письмо». И зрители в зале говорили, что, наверное, это о Пьехе, ей адресовано и посвящено. Но, может, люди были под впечатлением развода и распада семейного и творческого союза, поэтому что-то додумывали.

У всех судьба своя,

Письмо лежит на моем столе,

Прости за то, что поверил я

Твоим словам о заре.

А ты теперь ничья,

Совсем ничья, хороша, как снег...

Прости за то, что поверил я

Твоим словам о весне.

И все ж память жива.

Пусть надо мной пролетят года,

Клянусь, эти слова

Я сохраню навсегда, навсегда,

Навсегда, навсегда.

А ты теперь ничья,

Совсем ничья, будто дождь в окне.

Прости за то, что поверил я

Твоим словам обо мне.

У всех судьба своя,

И ты не плачь, а письмо порви.

Прости за то, что поверил я

Твоим словам о любви.

Но все ж, память жива,

Пусть надо мной пролетят года.

Клянусь, эти слова

Я сохраню навсегда, навсегда.

Навсегда, навсегда.

К моменту ухода из «Дружбы» Троицкого, у Романовской уже возникли личные отношения с руководителем ансамбля, таким образом она стала солисткой. Но голос у нее был чисто опереточный и без необходимого певцам на эстраде узнаваемого тембра. Не было и сценического обаяния, а главное – души.

Сан Саныч попробовал сделать из этой молодой певицы новую Пьеху и использовал для неё репертуар, который обычно исполняла Эдита Станиславовна. Из этой затеи не получилось ничего хорошего. В памяти публики прочно закрепился образ Эдиты Пьехи с теми песнями, которые она исполняла на эстраде. Кто-то другой с тем же репертуаром казался грубой подделкой.

Отрывок из книги Николая Денисова "Хозяйка кабаре - судьба!"

Об Александре Броневицком:

"Прежде чем познакомиться с Пьехой, я познакомился с Шурой Броневицким, талантливым человеком, менеджером, с человеком, возможно, неоцененным в свое время, но пробившим стену запретов в советской эстраде. Ведь его ансамбль «Дружба», по сути дела, был создан по западным образцам, да еще с солисткой-полячкой, с песнями на иностранных языках, с движениями артистов на сцене. «Дружбу» и разгоняли, и громили в газетах – это вообще отдельная история. Именно Броневицкий сделал звезду из девушки Эдиты.

И, если мне кто-то когда-нибудь скажет, что после развода у него как-то изменилось отношение к Эдите, я такому человеку в лицо скажу, что это неправда. Как Саша любил Эдиту раньше, так и любил ее до конца своих дней.

Я написал с ним в последние годы его жизни ряд песен для его нового ансамбля, хотя мне и говорили: «Ты с Броневицким? Да кому сейчас нужна эта «Дружба»? Но меня удивляло такое отношение: я так уважал этого человека и старался, как мог, внести что-то новое в наше с ним содружество, хотя, конечно, понимал все его проблемы. К тому же уж очень ярка была Эдита! Уже давно ее не было в «Дружбе», а Броневицкий привозил свой ансамбль куда-нибудь, к примеру, на Камчатку, и там спрашивали: «А где же Пьеха?» Представляете, как сложно было ему раскручивать новый состав без Эдиты и, естественно, не совсем все получалось.

Но его чувства были достойны описания. Помню, как-то я стал рассказывать ему про одну программу на стадионе, где выступала и Пьеха. Говорю: «Так хорошо Эдита пела, в таком красивом платье была, так отлично выглядела». А он мне говорит: «Ты что – меня расстраивать пришел?!» А ведь они много лет как разошлись.

Потом однажды он принес мне свою мелодию, стал показывать и сказал: «Знаешь, Коля, я думаю: может быть, написать что-то про девочку, которая родилась в Париже, и можно сделать в ритме польки...» Я слушаю и говорю: «Это что – для Пьехи?» Он, по-моему, даже сам себе удивился. И я понял, что это у него вырвалось – он так привык думать о Пьехе, об ее репертуаре, ведь они познакомились совсем молодыми, прошли такой большой жизненный путь, что от этого было не избавиться.

Был еще один случай. Однажды он попросил проехать с ним в Ленконцерт посмотреть, как сидит на нем новый финский концертный костюм. И там костюмерша, явно желая ему польстить, сказала: «Ой, видела вчера вашу дочку на сцене (а Илона тогда училась в театральном институте), ой, как поет, да как похожа, уж маму-то затмит!» Вдруг он повернулся к ней и говорит: «Сложно маму затмить, надо еще столько соли съесть, столько поработать – маму очень сложно затмить и Илоне, и кому бы то ни было». Собеседница, по-моему, даже испугалась, она-то думала, что ему будет приятно – он с женой разошелся, а дочка есть дочка.