Москва в 1812 году. Продолжение.
15. Герой – поджигатель Москвы.
Потомки спорят, кто же решил сжечь Москву, а для очевидцев и современников это вопросом не было. «Ростопчин постоянно устраивает новые поджоги; остановится пожар на правой стороне - увидите его на левой в двадцати местах, - писал в письме Стендаль. - Этот Ростопчин или негодяй, или Римлянин».
Федор Васильевич Ростопчин родился в 1763 году в городе Ливны Орловской губернии. Ростопчин участвовал в русско-шведской войне 1788-90 гг., в осаде Очакова во время русско-турецкой войны 1787-91 гг. При воцарении Павла Петровича, Ростопчин был единственным человеком, не боявшимся высказывать ему собственное мнение. Он был назначен генерал-адъютантом Павла I.
Несмотря на все бесспорные заслуги Ростопчина, в февр. 1801 последовала опала. Удаление Ростопчина было организовано П. А. Паленом, который, подготавливая заговор против Павла I, убирал с дороги тех лиц, которые могли бы помешать осуществлению его планов.
Перед самой смертью Павел I отправил Ростопчину депешу: «Вы нужны мне, приезжайте скорее». Ростопчин отправился в путь, но, не доехав до Москвы и получив известие, что Павла I не стало. После убийства императора, Ростопчин долгое время был вынужден прозябать в своем подмосковном имении Вороново, где он от скуки производил сельскохозяйственные опыты, вывел новую породу лошадей и начал пробовать себя как публицист.
На пороге войны с Наполеоном, Александр I решил приблизить к себе Ростопчина. В начале 1812 года граф приехал в Петербург, а 24 мая был назначен главнокомандующим в Москве, ее военным губернатором. Известие это было с восторгом воспринято москвичами. В 1814 году он отправился в путешествие по Австрии, Пруссии и остановился в Париже, где был хорошо принят королем и в свете. Губернатор вернулся в Россию в 1823 году, где и скончался в18 января 1826 года.
18 июля, перед отъездом Александра I из Москвы, Ростопчин спросил у него, как ему действовать на посту московского главнокомандующего. Император отвечал: «Я даю вам полную власть действовать, как сочтете нужным. Как можно предвидеть в настоящее время, что может случиться? Я полагаюсь на вас».
Денис Давыдов в своих воспоминаниях писал: «Граф Ростопчин на Поклонной горе, увидав возвращающегося с рекогносцировки Ермолова, сказал ему: «Алексей Петрович, зачем усиливаетесь вы убеждать князя защищать Москву, из которой уже все вывезено; лишь только вы ее оставите, она, по моему распоряжению, запылает позади вас».
Подсознательно предвидя логическим своим умом неизбежное, Ростопчин не хотел, чтобы Москва оказалась в одном ряду с Веной и Берлином, куда Наполеон входил по первому своему желанию, как завсегдатай в публичный дом. Москва представлялась Ростопчину девственной плевой России, а Наполеон – охотником за этой девственностью. Ростопчин решил, что если уж придется хоронить Россию, то в белом девичьем гробу.
Х.И. ОЛЕНДОРФ Пожар Москвы в 1812 году
Ростопчин своими руками поджог собственное имение Вороново спустя почти три недели после оставления Москвы. Видимо, этим Ростопчин хотел стать своим среди погорельцев, разделить с ними их судьбу. Ростопчин понимал, что на Европу такой поступок произведет впечатление. «Разрушение Воронова должно пребыть вечным памятником Российского патриотизма», - считал Вильсон, и вслед за ним так решила и Европа.
Надпись, которую Ростопчин оставил французам на доске, прибитой на воротах Вороново, гласила: «Я поджег мой дом, стоивший мне миллиона, для того, чтобы в нем не жила ни одна французская собака» («J'ai mis le feu a mon chateau, qui me coute un million, afin g'uaucun chien francais у loge»). Наполеон счел нужным послать эту доску в Париж, где она неожиданно вызвала не возмущение, а восхищение.
В 1823 году Ростопчин выпустил книгу «Правда о московском пожаре», начинавшуюся с заявления: «Я отказываюсь от прекраснейшей роли эпохи и сам разрушаю здание моей знаменитости». Ростопчин заключал, что «организацию пожара не могу я приписать ни русским, ни неприятелю исключительно», при этом, правда, указывал: «Главная черта русского характера есть готовность скорее уничтожить, чем уступить, оканчивая ссору словами: не доставайся же никому.
В частых разговорах с купцами, мастеровыми, людьми из простого народа я слыхал следующее выражение, когда они с горечью изъявляли свой страх, чтобы Москва не досталась в руки неприятелю: лучше ее сжечь». Уже по выходе из Москвы, пишет Ростопчин, в главной квартире Кутузова, встречались люди, с торжеством заявлявшие о том, что подожгли свой дом или торговое место. К тому же, напоминает публике граф: «разграбление этого города было обещано армии», а грабить разрешалось только сожженные дома, что, по мнению Ростопчина, вынуждало французов возобновлять пожары.
Иван АЙВАЗОВСКИЙ. Пожар Москвы в 1812
Книга эта никого не убедила ни в России, ни за границей, где граф прожил большую часть оставшейся жизни и где его в театрах встречали овацией, как античного героя. Россия в нем героя не видела: когда в 1912 году перед юбилеем Отечественной войны нашли его могилу, оказалось, что она «находится в полном запустении, надмогильный памятник еле держится, надпись выветрилась».
Как бы там ни было, московский пожар, бывший главной причиной отступления, а затем и поражения «Великой армии», скорее всего, является делом рук Ростопчина.
Е. Лабом, один из наиболее проницательных мемуаристов кампании 12-го года, позднее писал: "Этот город был снабжен продовольствием на восемь месяцев, и французская армия, занимая его, предполагала дождаться в нем весны и тогда двинуться в поход на Петербург с резервными войсками, которые раскинулись лагерем в Смоленске и на Немане. Пожар же в Москве принудил нас к быстрому отступлению в разгар самого сурового времени года".
Бельгийский историк Дрион дю Шапуа добавляет: «Отчаянное решение, принятое губернатором Москвы... действительно спасло Европу... Только он один понимал значение этого поступка, спасшего и его Родину, и Европу...».
5 комментариев, последний 09 авг. 2011