1833 год, не смотря на житейские заботы, тревоги, был самым счастливым годом семейной жизни Пушкина. Он уже стал отцом семейства – у него родилась дочь, он ожидал рождения второго ребенка. Жена его заняла достойное место в высшем петербургском обществе. Она «процветала красотою и славою». Пушкин по-прежнему был влюблен и безмерно радовался ее успехам. Отношение поэта с властью уладились, а сам поэт был полон поэтического вдохновения. Он жил в предчувствии болдинского уединения, которое выльется во множество воплощенных замыслов. Он надеялся, что оброк с «Парнасской деревни» обеспечит семью на несколько лет.
Новый 1833 год ознаменовался новогодним балом-маскарадом. Император Николай I придавал важное значение пышным многолюдным праздникам. Так он демонстрировал России и всей Европе единство народа со своим Государем. В этот вечер в царском дворце было более 25 тысяч гостей.
Вспоминает Вильгельм Ленц: «...в те времена каждый имел право являться без билета в Зимний дворец на маскарад, состоявший в том, что весь двор, одетый в домино, совершал процессию через все покои дворца. Все залы, все комнаты были набиты людьми из всех сословий. И над всей этой массой высилась высокая фигура императора Николая в треугольной шляпе с развивающимися перьями...». В 11 часов для избранных особ в Эрмитаже был накрыт ужин на 564 куверта, для всех остальных устроены были «буфеты с чаем, лимонадом и конфетами». Их Величества удалились в 40 минут первого часа; музыка играла до половины второго ночи. Так начинался 1833 год.
Николай I к 1833 году имел семерых детей; младший Михаил родился в 1832 году, а старшему Александру исполнилось 14 лет. Его супругою была дочь короля Пруссии Фридерика-Луиза-Шарлотта-Вильгемина. Приняв православие, она стала Александрой Федоровной.
Смирнова-Россет вспоминает: «...в залу вспорхнуло прелестное существо. Эта молодая дама была одета в голубое платье и по бокам приколоты маленькими букетиками мелкие пурпурные розы, такие же розы украшали ее маленькую головку. Она не шла, а будто плыла по паркету. За ней почти бежал высокий веселый молодой человек, который держал в руках соболью палантину и говорил: «Chalotte, Chalotte, vous pendez. (Шарлотта, Шарлотта, вы простудитесь.)
Она поцеловала руку государыне Марии Федоровне. Мы все сказали: «Какая прелесть! Кто это такая? Мы ее будем обожать». Дамы сказали: «Это великая княгиня Александра Федоровна и великий князь Николай Павлович».
Николай Павлович и Александра Федоровна с первых дней явили двору образец нежных отношений. События 1825 года сказались на здоровье Александры Федоровны. Французский путешественник маркиз Астольф де Кюстин писал: «Возвратившись к жене после подавления мятежа, Николай увидел, как у нее трясется голова – от этого тика ей не удалось излечиться. Дрожь едва заметна, она даже почти не видна, когда императрица спокойна и находится в добром здравии, но едва что-то начинает мучить ее морально или физически, как недуг проявлялся... Государь ее любит; лихорадка ли у нее, лежит ли она прикованная болезнью к постели – он сам ухаживает за нею, проводит ночи у ее постели, приготовляет, как сиделка, ей питье. Но едва она слегка оправится, он снова убивает ее волнениями, празднествами, путешествиями».
После рождения Михаила врачи запретили Государыне рожать. В отношении к жене Николая I ничего не изменилось, оно было неизменно любовно и заботливо. Он создал вокруг жены своеобразный культ, ее слово и желание было законом. Александра Федоровна любила цветы и птиц – ее покои были переполнены цветами и птицами. Пушкин в своем дневнике записал в 1835 году: « Я ужасно люблю царицу, несмотря на то, что ей уже 35 лет и даже 36». Нащокин к тому же добавляет, что «императрица удивительно как ему нравилась, он благоговел перед нею, даже имел к ней чувственное влечение...»
Жизнь государей строго распределена, они ограничены рамками своих обязанностей. Русский двор имел чрезвычайно блестящую внешность. Этим он был всецело обязан личности императора Николая.
В России со времени Соборного уложения 1649 года накопилось тысячи манифестов, указов и «положений», которые противоречили один другому. Николай I возвратил из опалы Сперанского М.М. и поручил ему составить Свод законов.
19 января 1833 года «Свод законов» в 15 томах был одобрен Государственным советом в присутствии Государя. Николай I снял с себя орден Андрея Первозванного и возложил его на Сперанского. Из письма Вяземского к Дмитриеву: «...самый образ пожалования Сперанского андреевским кавалером еще был для него лестнее, ибо он был посвящен в рыцари на месте сражения и из рук Государя, который в самое заседание отколол с себя звезду и надел на него».