Москва в 1812 году. Продолжение.
12. Пожар. Отдав приказ об отступлении, Кутузов распорядился уничтожить армейские продовольственные запасы и военное имущество, сосредоточенные в Кремлёвском арсенале и на артиллерийских складах в разных местах города. На армейских объектах находились 20 тыс. пудов пороха, 1600 тыс. патронов, 27 тыс. артиллерийских снарядов, 156 орудий, 74 974 ружья, 2 531 карабин, 3 129 мушкетов, 1381 штуцеров, 39 846 сабель, комиссариатские и провиантские запасы на 2,5 млн. рублей.
Необходимо было уничтожить фуражный склад на берегу реки Синички и склад леса и пиломатериалов.
1 сентября около 20 часов, как только московскому генерал-губернатору Ф.В. Ростопчину, стало известно об оставлении столицы войсками, он собрал ночью в своём доме на Лубянке доверенных лиц московской администрации, которые распределили между собой объекты поджогов.
С вечера 2 сентября, после оставления Москвы арьергардом генерала М.А. Милорадовича, начался пожар на многих намеченных к уничтожению объектах. «Час спустя после нашего прибытия начался пожар», - отмечает Бургонь. (Значит, первый огонь полыхнул в Москве около шести вечера 2 сентября). Французский врач Росс не может утверждать, где начался пожар, но он доподлинно знает, что произошел взрыв такой страшной силы, будто взорвался пороховой склад.
Наполеон «въехал в город во вторник, 3 числа, в половине одиннадцатого утра, через Дорогомиловскую заставу». Жители покинули город. 9 тысяч домов стояли пустыми. Ничего не было взято - настолько продвижение было быстрым, а вступление - внезапным.
Сразу после въезда императора в Кремль, где он устроился в парадных покоях императора Александра, вспыхнул Китай-город – «громадный базар, окруженный галереями с большими магазинами, маленькими лавками и подвальными помещениями. Это утром проникший в город казачий отряд поджёг деревянный Москворецкий мост и Балчуг. Постепенно огонь распространился на всё Замоскворечье. Французские солдаты боролись с огнём подручными средствами, но все попытки потушить огонь оказались бесплодными. По воспоминаниям очевидцев, Наполеон, глядя на грозное зарево пожара, произнес: «Это превосходит всякое вероятие. Это война на истребление...».
Маршал Мортье если не совсем потушил пожар, то значительно ослабил силу огня, угрожавшего Кремлю. Пламя распространялось во все стороны с такой невероятной быстротой, что все Замоскворечье занялось. Четыре ночи, говорит очевидец, не зажигали свечей, было светло как в полдень!
Наполеон решился из соображений безопасности временно перебраться куда-нибудь подальше от Кремля.
Французский генерал, писатель, граф Сэгюр, в 1812 году состоявший в свите Наполеона, пишет: "Мы были окружены целым морем пламени; оно угрожало всем воротам, ведущим из Кремля. Первые попытки выйти из него были неудачны. Наконец найден был под горой выход к Москве-реке. Наполеон вышел через него из Кремля со своей свитой и старой гвардией. Подойдя ближе к пожару, мы не решались войти в эти волны огненного моря.
Сильный жар жег наши глаза, но мы не могли закрыть их и должны были пристально смотреть вперед. Удушливый воздух, горячий пепел и вырывавшееся отовсюду пламя спирали наше дыхание, короткое, сухое, стесненное и подавляемое дымом. Мы обжигали руки, стараясь защитить лицо от страшного жара, и сбрасывали с себя искры, осыпавшие и прожигавшие платье. В этом-то ужасном положении, когда все спасение наше зависело, по-видимому, от быстроты, проводник наш сбился с пути и остановился в смущении (по некоторым сведениям, фамилия проводника была Сусанин). Здесь окончилась бы наша жизнь, исполненная треволнений, если бы случайное обстоятельство не вывело императора Наполеона из этого грозного положения".
Они наталкиваются на грабивших по близости солдат из корпусов Даву и Нея, и Наполеона выводят обратно на Кутузовский мост, в Дорогомилово, где он по берегу реки добирается до Крылатского, пересекает реку и попадает Хорошево-Мневники. Пробирается огородами, через Ваганьковское кладбище, попадает на Ходынское поле и останавливается в итоге в Петровском дворце - уже при наступлении темноты, измученный и потрясенный страшными впечатлениями этого дня. Для Наполеона во дворце не было ни кровати, ни вообще какой-либо мебели.
В ночь с 6 на 7 сентября пожар достиг наибольшей силы, но начавшийся дождь и утихший ветер заставили огонь стихнуть настолько, что 8 сентября Наполеон, подразделения штаба Великой армии и воинские части смогли вернуться в город, в Кремль в ожидании послов от русского царя. В отдельных местах возникали новые очаги пожара, горевшие вплоть до выхода французской армии из Москвы.
Вот строки из стихотворения Николая Михайловича Шатрова (1767-1841):
Москва несчастная пылает,
Москва горит двенадцать дней;
Под шумным пламем истлевает
Несметное богатство в ней:
Все украшенья храмовые,
Сокровища их вековые,
Великолепия дворцов,
Чудесных редкостей собранья,
Все драгоценности ваянья,
Кистей искусных и резцов.
Еще двенадцать дней дымилась
Столица славы и отрад,
Пожара искра в пепле тлилась,
Курился нестерпимый смрад.
Повсюду ужасы встречались,
От гибели не исключались
Ни хижины, ни алтари;
От переулка до гульбища
Всё претворилось в пепелища,
В развалины и пустыри.
Пожар выгнал из города не только вступившие в нее войска, но и остававшихся в ней жителей. Погорельцы бежали от огня на бульвары и пустыри, строили шалаши и землянки. На Тверском бульваре, перед домом И.Н. Римского – Корсакова появились биваки французских солдат; над кострами дымились котелки с супом, тут же удаляли из белья насекомых, разбирали награбленное у жителей имущество. Почти все липы были вырублены. На фонарных столбах вешали москвичей заподозренных в поджогах.
Многие погорельцы перебирались в северо-западную часть Москвы, в основном не подвергшуюся пожару.
Самые смелые из пострадавших на пожаре отправились к императору в Петровский дворец просить о помощи. Наполеон, казалось, был тронут их участью и обещал принять все меры, чтобы облегчить их положение. Более четырехсот человек из них были помещены в Красный дворец у Красных ворот, где им были предоставлены не только приют, но и продовольствие.
Многих радушно приютил у себя Неаполитанский король, который теперь основался во дворце князя Алексея Разумовского, но помощь эта была незначительна в сравнении с громадным количеством пострадавших». Замечу, что первоначально штаб маршала Мюрата располагался на Большой Никитской улице в доме Елизаветы Петровны Стрешневой-Глебовой, но после большого пожара штаб переместился во дворец Разумовского на Яузе(3).
Дома и улицы в Москве повсюду наполнены разлагавшимися трупами людей и животных, заражавших воздух. Огромные пространства обгорелых пустырей, между которыми едва можно различить направление прежних улиц, кое-где уцелевшие здания, в основном же груды дымившихся развалин и уныло торчащие печные трубы, остатки стен и столбов.
По улицам трудно пробираться от разбросанных обломков дерева, железа; тут же валяется всевозможная мебель и домашняя утварь, выброшенная из домов или оставленная грабителями, которые захватывали все, что попадалось под руки, и затем бросали, завидев более ценную добычу.
Москва горела целую неделю. В страшном огне сгорели дома, имущество, люди.
Из 9158 жилых домов пожар уничтожил 6532 (в том числе 2041 каменный из 2567 и 4491 деревянный из 6591), из 8521 лавки — 7153, из 568 постоялых дворов — 293, из 192 торговых рядов — 91, из 387 казённых и общественных зданий — половину, из 8771 частного дома — почти три четверти, из 329 церквей — 122.
Ущерб оценивался в 320 миллионов рублей. В результате пожара погибли более 2000 тяжелораненых российских солдат, оставленных (как тогда было принято) на попечение противника из-за невозможности эвакуации.
Огонь поглотил многие московские культурные сокровища. Сгорели почти все здания Московского университета, за исключением Ректорского дома и больничного корпуса. В огне погибли кабинеты и лаборатории, все оставленные музейные коллекции, архив, библиотека, состоявшая из 20 тыс. томов уникальных собраний книг и рукописей.
Сухарева башня Кремля выгорела изнутри – огонь уничтожил весь хранившийся в ней архив. Были уничтожены полная редкостей библиотека Бутурлина, Карамзина; Петровский и Арбатский театры. Сильно пострадал дом Пашкова – тот самый, где до войны в пруду плавали лебеди, а по парку бродили павлины. Сгорели почти все дома по Никитской, Гостиный ряд и все лавки, Немецкая Слобода, и еще сотни каменных и деревянных домов. Выгорело здание Английского клуба вместе с обстановкой. Почти полностью выгорели улицы от Дорогомиловской заставы к Рязанской дороге, Пречистенка, Арбат, центральные городские кварталы, Таганка и вся яузская часть Москвы.
Москву потом восстанавливали без малого 20 лет.
После недельного пожара и дождей установилась настолько хорошая погода, что местные жители удивлялись. Его величество император каждый день повторял, что "в Москве осень лучше и даже теплее, чем в Фонтенбло". Он иногда говорил, указывая на ярко светившее солнце: "Вот образец ужасной русской зимы, которой г-н де Коленкур пугает детей".
Хорошая погода приободрила настроение французских солдат. Ожидая благоприятного ответа от Александра I Наполеон задумал даже построить «панораму» московского пожара, которая должна была поразить воображение парижан...
3.- Хозяйка Покровского-Стрешнева.