Вспоминает дочь Глеба Евгеньевича: «Моя бабушка Елизавета Исаевна была свято убеждена, что ее сын, мой отец, — человек исключительный. Такая вера бабушки, безусловно, помогала папе добиваться впечатляющих успехов.
Моих родителей называли идеальной парой — им было хорошо вместе, они никогда не ссорились. Когда мы уезжали на дачу, папа с мамой, бывало, уходили на полдня на прогулки. Многим нравится устраивать на даче огород или цветы высаживать. А родителям это было неинтересно. Они гуляли, мама восторгалась красотами природы, а папа с удовольствием ее слушал — человеком он был немногословным.
Бабушка считала, что ее сын достоин гораздо более интересной женщины. Дело в том, что мой отец был из зажиточной интеллигентной семьи. А мама — из бедной многодетной. Я видела украинскую хату-мазанку, в которой она выросла с четырьмя братьями и сестрами: две маленькие комнатушки, рядом сарайчик для кур. Уже с апреля старшие дети жили на улице, в хате только ночевали.
В феврале 42-го было решено вернуть КБ Микояна в Москву, а летом 1943 года приехали в Москву жена и дочь. Они поселились в 12-метровой комнате.
Вспоминает Ирина Глебовна: «Три кровати стояли в ряд, больше никакой мебели, естественно, не было; еду мы готовили на керосинке и на керогазе. И только после войны в этот дом провели газ, а в общей ванной установили газовую колонку. Помню, как мы показывали ее отцу, вернувшемуся из одной из своих бесчисленных командировок (он постоянно ездил то в Капустин Яр, то в Горький).
Отец с мамой жили в гражданском браке. Расписались, когда мне было десять лет. Прекрасно помню тот воскресный день! Мы отправились на прогулку по Москве (к тому времени отца перевели на работу в столицу), как всегда, зашли в книжный магазин, а затем — в какое-то красивое здание. Потом узнала, что там находился ЗАГС.
Когда отец возвращался домой, то сразу же включал радио, чтобы прослушать последние известия. Мешать ему было нельзя, поэтому никто не произносил ни слова. Радио был для него неким обязательным фоном; он в это время учил английский язык — для того, чтобы читать техническую литературу. 20 слов в день — такой, если не ошибаюсь, была его норма.
Вручение Сталинских и Ленинской премий достатка нам не прибавили. Может быть, позволили поехать на курорт или родителям купить что-нибудь из одежды. Как жили в коммуналке с двумя соседями, так и продолжали там жить. Вообще, по нынешним меркам, мы были очень бедными — в комнате из мебели — только железные койки и какой-то кошмарный стол и стул. Бабушка работала учительницей математики, снимала угол в другом доме.
В 1960-е годы отцу дали небольшую двухкомнатную квартиру. Думаю, он мог бы получить большую жилплощадь, но этого нужно было добиваться. А папа не хотел никому быть обязанным. Когда у нас появилась отдельная квартира, бабушка переехала к нам. И хотя они с мамой были людьми, так сказать, несовместимыми, тем не менее уживались мирно.
Впервые я узнала, что у папы довольно высокая зарплата, когда после первой сессии в Московском авиационном институте оформляла стипендию. Претендовала на нее потому, что оценки у меня были хорошие. Принесла в деканат справку о доходах семьи и услышала: «Ваш отец много зарабатывает, поэтому стипендия вам не положена».
В МАИ я училась на втором факультете—двигательном. В это же время в космос начали летать первые космонавты, и Юрий Алексеевич Гагарин определил мою судьбу, потому что без двигателей ракета никуда не полетит.
Родители бытовые технические новинки приобретали сразу после их появления в магазинах. Скажем, начала отечественная промышленность выпускать первый советский телевизор «КВН», и мы его незамедлительно купили. Тот телевизор был с линзой; в нее нужно было заливать дистиллированную воду, а так как отцу был интересен процесс ее изготовления, то мы сами ее добывали: на кухне кипел чайник, а на полу вечно стояла лужа…
Когда в продаже появился автомобиль «Москвич», похожий на немецкий «Опель», отец тут же его приобрел. Мы ездили на нем на дачу».
Лозино-Лозинский, которого после рождения внука все называли дедом, был довольно молчаливым человеком, потому что его и дома одолевали мысли о работе. Затем родилась внучка, потом уже быстро довольно надвигалась работа по «Бурану». Обсуждения или какие-то долгие разговоры как-то не были свойственны, но в семье хорошо понимали друг друга.