Первый выпуск Царскосельского Лицея
К преподавателям в Лицее предъявлялись высочайшие требования. Малиновский, вступая в должность, специальным пунктом оговорил свое право набирать и утверждать профессоров.
Среди первых профессоров и преподавателей Лицея были:
Александр Петрович Куницын,1782-1840, (нравственные и политические науки);
Николай Федорович Кошанский, 1781—1831, (эстетика, российская и латинская словесность);
Яков Иванович Карцев, 1785—1836, (физические и математические науки);
Теппер де Фергюсон,1768-после 1824, (музыка и хоровое пение)
Александр Иванович Галич, 1783—1848, (русская словесность);
Федор Богданович Эльснер, 1771—1832,(военные науки);
Давид Иванович де Будри, 1756—1821, (французская словесность);
Сергей Гаврилович Чириков, 1776—1853, (изящные искусства).
Это были большей частью молодые люди, энергичные, преданные своему делу, не боявшиеся экспериментировать. Куницын, читавший нравственные науки, Кайданов, преподававший исторические науки и Карцев, математик и физик – были товарищами по педагогическому институту и, как лучшие три воспитанника, были посланы за границу на казенный счет для приготовления к профессорскому званию, а по возвращении оттуда были прямо приглашены на три кафедры во вновь учрежденный Лицей.
Учебная нагрузка для преподавателей составляла 16 часов в неделю. За дополнительные занятия выплачивалась прибавка к жалованию. Профессорам лицея устанавливался VII классный чин и годовой оклад в 2000 рублей, а также предоставлялась благоустроенная квартира вблизи Лицея.
Урок в Лицее длился 1 час, у лицеистов было 7 уроков в день.
Профессорско-преподавательский состав был свободен в выборе методов своей работы. Однако при этом строго соблюдался главный принцип обучения — лицеисты не должны были находиться в праздном состоянии.
Преподаватели должны были вести занятия так, чтобы никто из воспитанников не отставал в учебе. На менее подготовленных учеников педагоги обращали особое внимание, а также занимались с ними дополнительно. Профессора, адъюнкты и учителя не переходили к отработке нового материала, пока все лицеисты не усвоили предыдущий.
В первые годы обучения оценок в Лицее не ставили. Вместо этого профессора регулярно составляли характеристики, в которых анализировали природные наклонности ученика, его поведение, прилежание, успехи. Считалось, что подробная характеристика помогала работе с учеником лучше, чем однозначная оценка.
Вот, например, отзыв об успехах Алексея Илличевского по нескольким предметам и поведению из табели ведомостей профессоров за 1812 год, подписанный директором Малиновским:
«В русском и латинском языках: Счастливые способности, прилежание чрезвычайное и успехи отличные. 8-й ученик.
В логике и нравственности: Острое понятие, отменно успевает, но слишком тороплив. 4-й ученик.
В математике: Судит основательно, но скоро, самонадежен. Успехи отличные. 4-й ученик.
В географии и истории: Редких дарований, особенно прилежен, судит здраво и основательно, успехи прекрасны.
В рисовании: Великих дарований, успехи превосходные. 1-го отделения.
По нравственной части: Довольно благонравен, остроумен, пылкого воображения, смел, решителен, с чувством к добродетели; но властолюбив и с трудом подчиняется».
С 1816 года была введена оценочная система (отлично – 1, очень хорошо – 2, хорошо -3, посредственно - 4, 0 - «выражение отсутствия всякого знания, равно для означения дурного поведения»).
Число занятий зависело от знаний учеников. Оно не определялось строго по какому-то документу, а устанавливалось после набора воспитанников, когда уже был известен их уровень подготовки. У каждого нового курса число занятий было своим. Например, в 1812 году лицеисты в неделю занимались 10 часов французским языком, 6 часов латинским, 10 часов немецким, 3 часа русским, 4 часа математикой, 3 часа географией, 3 часа историей, 3 часа чистописанием и 2 часа рисованием.
Лицей был смесью монастыря с военным училищем, в котором читались некоторые европейские предметы. Объем проходимых наук был обширен, но трудно было определить, к какой деятельности готовились лицеисты. Неопределенность учебных программ и не всегда высокий уровень преподавания приводили к поверхностным знаниям учащихся. О беспорядочных занятиях в лицее Пушкин говорил: «Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь».
Физикой и математикой в старших классах уже никто не интересовался и не занимался этими предметами, приводя в отчаяние преподавателя Карцева. Не помогло даже то, что лицейское начальство не пожалело денег на приобретение самых современных научных приборов для физического кабинета. Специальная машина для демонстрации законов магнетизма и электричества обошлась Лицею в огромную по тем временам сумму в 1750 рублей.
Уже при первом наборе воспитанников в Царскосельский лицей было очевидно, что изначальный уровень подготовки юношей существенно различался. Требовались значительные усилия профессоров и преподавателей для дополнительных занятий по отдельным предметам с теми лицеистами, которые отставали в усвоении учебной программы.
Об этом вспоминает и Модест Корф: «... В лицей принимали, по уставу, мальчиков от 10-и до 14-и лет с самыми ничтожными предварительными сведениями. Нам нужны были сперва начальные учителя, а дали тотчас профессоров, которые притом сами никогда и нигде не преподавали. Нас надо было разделить по летам и по знаниям на классы, а посадили всех вместе и читали, например, немецкую литературу тому, кто едва знал немецкую азбуку. Лицей был в то время не университетом, не гимназией, не начальным училищем, а какой-то безобразной смесью всего этого вместе...»
Чтобы поступающие в Лицей имели примерно одинаковый общеобразовательный уровень, необходимо было открыть подготовительное учебное заведение. В 1814 году в казенном доме рядом с лицеем был открыт Благородный лицейский пансион (1814-1829). Оба учебных заведения были неразрывно связаны друг с другом.
Алексей Илличевский 27 июля 1814 года писал своему другу: « У нас в Царском Селе теперь новое училище под именем Пансиона при Императорском Лицее, где за каждого воспитанника платят по 1000 рублей. Число их простирается уже до 80, и все на казенном содержании. Нельзя жаловаться на смотрение, ни на учение; но содержание могло бы быть лучше. Отличнейшие из них будут поступать в лицей: итак, рассуди сам, как трудно теперь к нам попасть!»
Когда из пансиона на второй курс перевели 21 ученика, то лицеистов первого курса переместили в другие камеры, но у Ивана Малиновского камера всегда была за номером №1, а у Александра Пушкина -№ 14.
2 комментария, последний 18 апр. 2012