ЛикБез | |
|---|---|
ИЗБРАННОЕ Павлушка Отпевали Павлушку в переполненном Храме, а когда хоронили, почти никто не плакал. Многие тихо улыбались. Улыбался и я, вспоминая этого раба Божьего. О Павлушке можно рассказывать долго. Много легенд и небылиц прочно прилепились к нему. В народе таких людей называют «дурачками», но никто и никогда этого не позволял, а говорили уважительно «у него интеллект четырехлетнего ребенка». Кто придумал эту дурацкую фразу не знаю, но ее всегда произносили новым паломникам. Те боязливо косились на семидесятилетнего благообразного дедушку, сидящего в своем углу на кухне и внимательно разглядывающего пришельцев. Из-под густых седых бровей на нас смотрели умные, внимательные глаза. А потом он либо принимал сердцем гостей, либо нет, и относился к ним как к мебели. Говорили, что он такой с детства, и однажды чуть не спалил дом, и родственники от него отказались. Еще, что он неизлечимо болел раком, и врачи не стали его лечить, и он уже не один десяток лет живет при Храме, и Батюшка молитвами исцелил его. Православным свойственно мифологизировать действительность. Еще рассказывали случай о неудавшемся ограблении Храма. Я проверял, опрашивал очевидцев, все сходится. Вот эта история. Однажды вечером Павлушка вдруг начал причитать: -Мужик придет, мужик придет…. Видимо, зная о нем больше других, Батюшка отнесся к этим словам очень серьезно. Тут же был создан небольшой отряд из прихожан. Один человек на колокольню, трое в засаду с ружьями в ближайший дом, из которого все было «как на ладони». Женщины дежурить в Храм. «Ночь, погасили свет, сидим - рассказывает участник тех событий, - я с дробовиком, кегебешник с навороченным «шмайсером». Вдруг свет фар в окно, машина! Остановилась перед церковной оградой. Свет погасили, мотор не глушат. Стоят, мы сидим. Вышел человек и к церкви, пропал из вида. С колокольни звон, бежит, и мы побежали. А черный человек шасть в машину и деру! А мы ему вдогонку из дробовика!» Что это предвидение?! Совпадение? Когда я собирался приехать, бывало и сам накануне не знал, что поеду: работа, халтуры, Павлушка твердил: - «Сергий приедет». Мобильников тогда не было, да и телефон дошел да нас только 2010 в виде покосившегося красно – синего автомата, поэтому о моем приезде никто не знал. Какая же радость была при встрече! «Сергий приехал! Сергий приехал!»- весело кричал Павлушка и встречал у калитки. Но все было «по – мужски», крепкое рукопожатие и обязательные гостинцы: конфеты, шоколадки или теплые носки, например. Потом была трапеза, Павел Иванович чавкал и улыбался. А после благодарственной молитвы, если не было работы, мы садились и рассматривали с сотый раз одну и ту же книгу. Она и сейчас у меня, засаленная истрепанная, но очень мне дорогая. «Старые русские города, справочник- путеводитель». Павел Иванович знал ее наизусть, читать он не умел, но за много лет этих упражнений выучил все подписи под фотографиями на 421-ной странице. Открываю, например, страницу 69, Павлушка с апломбом знатока говорит: «А! Кострома. Дом дворянского собрания!» Или 195 –«А! Ростов Великий. Кремль. Митрополичий двор. Красная палата!» И так много, много раз. Павлушка рад, а я, не поверите, просто отогревался рядом с ним от московского кошмара! Был еще один главный «отогреватель» у меня – Батюшка, обоих уже нет. Упокой, Господи, души рабов Твоих! Аминь. 2013 | |
ИЗБРАННОЕ Валентинчик Валентинчиком его называли «за глаза», а так уважительно, Валентином. В тот памятный зимний вечер мы, в который раз, встретились в электричке, последним автобусом доехали до конечной. Валентин вскинул свой видавший виды рюкзачок, и мы потопали. До Храма два километра. На небе высыпали звезды. Шли молча мимо пустующих дач. Чтобы нарушить молчание я философски произнес: -«Уже сорок, а миллионов не нажил». Валентин вздохнул, но продолжал молчать. Только на середине пути, в заснеженном поле, он вдруг остановился, посмотрел на небо и грустно сказал: -«Богатство наше, Сергий, на небесах». И тихо улыбнулся. Я тоже посмотрел на небо, но среди окутанных морозным ореолом мерцающих звезд ничего не увидел. Оставшуюся часть пути каждый думал о своем. Валентин пел на клиросе и читал «Апостол» хорошо поставленным баритоном. Интеллигентный москвич из профессорской семьи высокого роста с милой обаятельной улыбкой. Говорили, что он попал в реанимацию после удара током в ванной, фен или приемник, не помню, и якобы Батюшка его вымолил, а потом он приехал благодарить и остался. В свои сорок восемь он знал кроме древнегреческого и латыни - все, или почти все. Бывало после вечерней трапезы, когда до дежурства в Храме оставалось два- три часа, кто- нибудь из прихожан задавал ему вопрос, ну, например, «Чем православные отличаются от католиков?» Валентин откладывал книгу, аккуратно заложив закладку, откашливался, выдерживал паузу, а когда видел, что головы всех присутствующих повернуты к нему, начинал: «Ну, что же…» И начинал всегда «от Адама и Евы», издалека. Голос его звучал уверенно и ровно, так говорят по-писанному. В очередной раз «вырубали» на подстанции свет, это и сейчас частенько случается. Но лекция продолжалась, и никто не расходился. Горели лампады у икон, за окном по-разбойничьи свистела метель, в котле гудел огонь, пахло дымком и ладаном. Валентин рассказывал о Трульском соборе, крестоносцах, кострах инквизиции и первых русских патриархах. Все внимательно слушали и может быть кому - то виделись рыцари в доспехах и белых мантиях с кроваво-красными крестами, мчащиеся на взмыленных лошадях, или в отблесках пламени гудящего котла слышались истошные вопли умирающих еретиков, не знаю. Я жалел только об одном, жаль, что нет диктофона. Вдруг неожиданно раздавался тонкий дребезжащий голосок монахини Ольги Авдеевны: «Пора на молитву.» Валентин виновато улыбался и замолкал. В следующий вечер повествование обязательно будет продолжено с этого места. Начиналась вечерняя молитва. Ольга Авдеевна регентовала, Валентин читал. Теплились лампады, мерцали свечи, отблески пламени гуляли по сосредоточенным, погруженным лицам. «Что Ти принесу, или что Ти воздам, великодаровитый Безсмертный Царю, щедре и Человеколюбче Господи, яко ленящася мене на Твое угождение и ничтоже благо сотворша, привел еси на конец мимошедшего дне сего, обращение и спасение души моей строя?...» Эти простые и давно заученные слова молитвы звучали как – то по- новому, проникая в самые потаенные уголки души, и казалось, что мы не одни в этой заснеженной стране, что тысячи, а может миллионы уст одновременно шепчут: «Помяни, Господи, и нас, смиренных и грешных и недостойных раб Твоих, и просвети наш ум светом разума Твоего, и настави нас на стезю заповедей Твоих, молитвами Пречистыя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии и всех Твоих святых: яко благословен еси во веки веков. Аминь.» Свечи оплывали и гасли. Завтра будет Праздник! К слову, у православных праздник каждый день. Каждый Божий день Церковь поминает святых. Позже, много лет спустя, я встретил о. Валентина, маститого протоиерея, в Успенском соборе Кремля. Я тогда работал в Кремлевском Дворце и совершенно случайно, а может быть и нет, попал на Успение в главный Храм Руси. Интересно, что пропуск у меня был только в КДС, а в Храм нужен другой, но охранник ФСО сжалился и пропустил, нарушив инструкцию. Человек! Причащался у патриарха Алексия Второго, а исповедовался у отца Валентина. Согбенный, полный с уставшими, погасшими глазами человек. И улыбка стала какой- то кривой, недоброй. Когда, подавленный этой встречей, я уже выходил из собора, случайно встретил взгляд того самого фэсэошника. Кивнули друг - другу, и он вдруг улыбнулся той самой валентиновской, хорошей улыбкой. Слава Богу за все! 2013 | |
ИЗБРАННОЕ Ночь в Храме Свечи оплывали и гасли. Молитва на сон грядущим закончилась, но мне и Валентину предстоит дежурство в Храме. Сигнализации еще не было. Дяревня! Надеваем безразмерные валенки и все что привезли с собой, берем фонарики, какую – нибудь немощную старушку и в бой. Дежурили всегда по трое, запирались изнутри, выходить, зажигать свет категорически запрещалось, в случае нападения была кнопка сирены и еще кое- какие приспособления. Для нужды в притворе стояло ведро. Дежурить любили все. Иногда из Москвы специально ради этого приезжали. Что такое Храм ночью? Тому кто это не испытал невозможно рассказать. Договариваемся об очередности, дежурим по два часа. Первый Валентин, потом я и с четырех до шести бабулька. У каждого свой рундук, в нем пара подушек, пара матрасов и ватные одеяла. Залезешь, накроешься, сначала холодновато: температура около 10 градусов, а потом пригреешься – благодать! Смотришь на черно-синий купол, усеянный огромными восьмиконечными золотыми звездами, на удивительную архитектонику сводов, колонн и карнизов, на мерцающие огоньки лампад и как-то само-собой решаются творческие задачи и распутываются узлы жизненных проблем. Валентин, замаскировавшись на клиросе, читает книгу или молится, а вокруг такая тишина, что стук собственного сердца кажется набатом. Валентин- джентльмен, уже два часа, а он не будит. Встаю, влезаю в остывшие валенки и иду на смену. Сейчас начнется самое интересное и таинственное. Валентин укладывается , а я залезаю на подоконник, достаю блокнот и ручку. Самые «гениальные» мысли приходят именно в это время… Тихо и темно. В особенно черных углах мерещится всякая нечисть. Шорох мышки, грызущей оброненную просфору, в куполообразном помещении кажется почти ниагарским водопадом, а упавшая кочерга в котельной за толстой метровой стеной превращается в шум вдребезги разбивающихся окон. Бывают шумы или явления, объяснить которые невозможно. Они с жаром обсуждаются в трапезной, ими пугают новичков. Видимо адреналин, появляющийся в такие минуты и заставляет работать мозг особенно интенсивно… Бабульку, конечно, простили, пусть спит. Звонит будильник, шесть часов, скоро придет Батюшка готовиться к службе. Выходим под ворчливое бормотанье бабульки, за то, что не дали подежурить. В трапезной уже все вычитывают правило перед причастием. "Господь пасет мя ничтоже мя лишит. На месте злачнее, тамо всели мя. Душу мою обрати, настави мя на стези правды, имене ради Своего" – слышатся слова двадцать второго псалма. Валентин быстро встраивается в общее чтение. Его голос торжественен и красив. "Аще бо и пойду посреде сени смертныя, не убоюся зла, яко Ты со мной еси, жезл Твой и палица Тоя, та мя утешиста…" А потом будет служба. 2013 | |
Очень рад глубокому, по настоящему мудрому ответу, а заключительная фраз порадовала. Обратил внимание, что некоторые положения церковного Устава ( буду называть так), несколько расходятся с Вашими, Сергей Иванович, убеждениями, в частности "я бы таких расстреливал". Безусловно наши мнения по самым разным вопросам могут расходиться и полностью с Вами согласен, что это нормальное явление. Главное, у нас вполне сложился взаимоуважительный диалог, слушать и слышать мы с Вами умеем.
| |
На таких Петросичах справедливость держится. Вот только вопрос: к добру или к худу? | |
не знаю. Два года назад в пандемию он скончался. Теперь храму почти никто не помогает. | |
Лет пятьдесят назад в городе Подольске у меня была родня (их давно нет), как говорят "седьмая вода на киселе", встречались раз в год в лучшем случае, но всегда очень тепло встречи проходили. Запомнился старичок с фигурой подростка, которого они подкармливали. Точь-в-точь соответствующий описанному Вами. Рядом с ним как то на душе теплело. ...Тихо ушёл сидя на паперти... . Божий человек? | |
Что могло произойти? Система возвышая (в своём понимании) одновременно подминала, ломая? Нет ответа... . | |
рассказик Семён Левин один из гениальных теледизайнеров. Попался текст его воспоминаний. И меня потянуло, рассказать о " проколах". "В советские времена творчество было своеобразным. Я перед московской Олимпиадой 1980 года защищал проект. Должны были нести олимпийский огонь от Бреста до Москвы. И необходимо было на всем пути следования огня оформить населенные пункты. Построить, одним словом, потемкинские деревни. Красили фасады домов, выходивших на эту трассу (только фасады!), ставили на траву перед дорогой колодцы-журавли. То есть колодцы не рыли, а прямо на траву ставили срубы красивые. Мне достался кусок Смоленской области. И я приехал в обком партии защищать свой проект. А поскольку в то время я в Москве делал еще и интерьер магазинов «Березка» (помните, была такая сеть валютных магазинов?), то дома у меня лежали рекламные проспекты этих «Березок» - такие красивые, глянцевые, нарядные. Люди листали их и представляли, какая бывает ветчина, какой - сыр и т.д. Компьютеров тогда не было, и, готовя к защите проект, я из этих рекламных журналов нарезал картинки, нарисовал фасады витрин продовольственных магазинов и поехал в город Смоленск. Приезжаю, на сцене все это показываю. А в зале сидит секретарь обкома. Я, в темном костюме, белой рубашке, в галстуке, воодушевленно рассказываю, какие будут красивые магазины, как будут светиться витрины. В зале гробовая тишина. Я закончил и спрашиваю: «Есть вопросы?» Секретарь говорит: «Есть! Вы что себе позволяете?» Я решил, что у меня что-то с костюмом не в порядке, быстро оглядел себя, вроде все застегнуто. Интересуюсь: «А что такое?» А первый и говорит: «Вы что, не знаете, что у нас сейчас в области проблемы с мясом, вообще с продовольствием? А вы что здесь нам рисуете? Какая ветчина? Какие витрины?» И тут я понимаю, что мои условные наклейки он принял за основу проекта, и говорю: «Да вы что? Это же «рыба». А он говорит: «Какая это рыба? Это - колбаса». Вот журналистам рассказываешь - смеются. А не журналисты не понимают. Но это тоже реальная история. Про дизайн и особенности времени." Расскажу очень похожую историю. Перестройка. Открывают " железный занавес" Предложили оформить телемост Москва– Лондон в 4– й студии в Останкино. Важная правительственная передача. С той стороны прислали интерьеры студии в Лондоне. Красивые стационарные трибуны, каре,амфитеатром приблизительно на 10– 12 рядов уходящие вверх. Всё задрапированно очень насыщенным красивым тёмно синим сукном. Надо было сделать что- то подобное. Поскольку у нас в те времена декорации монтировались конкретно к каждой передаче, о стационаре даже речи не было. Значит надо было взять уже готовые модули, скомпоновать из них места для зрителей, что - то достроить и, накануне живого эфира ( в 17.00) на ночной монтировке всё поставить к 10 утра, потом придут осветители, потом операторы, и начнётся свистопляска. Это в идеале. На деле всё было так. Сделал эскизы оформления. Звонит редактор: – Пожалуйста, оставьте место для рекламы. – Какой рекламы, у англичан строгий минимализм! – Спонсоры принесут тексты рекламы перед началом эфира. – Вы с ума сошли, когда и где и, главное, кто это будет исполнять. – Это не обсуждается, решение согласовано на верху. – Ну, тогда ищите другого художника! Бросил трубку. Звонит режиссер: – Серёжа, ну ты же меня знаешь, не подведи. Нам дают целую серию подобных передач и утроенный гонорар. – Но это же бред! Что я налеплю на эскизах, которые придётся посылать в Англию. Где тексты?! Перед Майклом , художником стыдно. – Ну, наклей что- нибудь. Самое главное, что бы всё по переднему плану. Напомню компов ещё не было. Взял какой- то толстый рекламный буклет с красивыми картинками и шрифтами на немецком языке. Что я оттуда навырезал до сих пор не знаю, ибо на этом языке знаю только "гитлер капут". Получилось очень красиво. Студия в глубоком синем. Наверху надпись " MOSCOW– LONDON". На переднем плане на длинных пратикаблях красивыми латинскими буквами что- то написано. Зашибец! Редактор и режиссёр в восторге. Эскизы ушли наверх. Через два дня вернулись с кучей подписей " утверждаю". Через две недели звонит Майкл: – Сергей, очень всё о' кей. Но я не понял, почему везде на немецком надписи про собачий корм и стиральный порошок. Это у вас так принято?! Эфир прошёл блестяще! Спонсоры, как и обещали за два часа, принесли свои рекламы и логотипы. Художники из живописного цеха, которых не опустили домой, за полтора часа намалевали все рекламы. Я был приятно удивлен– среди реклам фабрики "Большевичка" и " Трёхгорной мануфактуры" всё таки были две с "Кити - кэт" и " Персил". Продолжение будет. | |
из всех пунктов ближе: "15. Лень. Недавно ученые обнаружили, что лежание на диване с большей вероятностью можно назвать признаком большого ума. Объясняется это тем, что в эти моменты человек много думает вместо того, чтобы прятаться от собственных мыслей в потоке бесконечных задач." | |
Позволю себе добавить: К добру наверное, поколе Петросич не придет услугу взад требовать.. А что он затребует? "Воровская честь" - интересная штука. | |
Вы не поняли. В данном случае ИИ показал: 1. Очень правдоподобное освещение; 2. Об’ект, если доработать; 3. Точно поймал атмосферность и настроение. А недостатки легко устранить. | |
это не совсем чисто ИИ. Сначала был сгенерирован главный объект, потом к нему добавлялось окружение по описанию (Кандинский от Сбера мне в этом и понравился) Так что это можно считать подобием акта творчества, и эти последние картинки мне доставили некоторое удовольствие. Пы. Сы. Затронутая тематика картинок не имеет отношения к нашим дискуссиям. Это другой "диалог". | |
Доброго дня, уважаемый Сергей Иванович! Давно обещал "реквизиты " краски, которой покрыты основной и гостевой дом на даче, которыми Вы интересовались. Наконец нашёл искомое: Грунтовка Veres Base, Собственно краска Platinum Lazura (17 "Золотой бор"). Производитель ООО "Верес" 8-495-64707-55. Данные пятилетней давности, не проверял. Прошу извинить долгие поиски. Буду рад, если ещё актуально. | |
ИЗБРАННОЕ Зинаида Назвать ее болящей как-то язык не поворачивался, но и здоровой не получалось. Маленькая неопрятная, крикливая, она, как только появлялась, то сразу об этом знали все. Первый раз я увидел ее году в 93. Еще с улицы услышал в трапезной резкие голоса, но громче всех один, задиристый, бабий. А потом и увидел ее, Зинаиду. Посреди трапезной за столом сидела тетка в трех- четырех платках и поношенной кофте, и, жестикулируя громко орала. Содержимое ее выступления было скорее обычным для большинства православных, многие так думали, но обильное количество мата, невероятный ораторский напор и убежденность в том, что ее слушают и хотят слышать, заставили меня остолбенеть. Ругаться матом в ограде церкви никому не позволялось. Первая мысль выгнать бабку прочь. Рванулся, но … отступил. Непонятный ступор овладел мной. Огляделся. Похоже, в таком же состоянии находились и остальные слушатели. Изредка кто-нибудь вяло возражал или кидал реплику. Все, пряча глаза, смотрели в пол. Сколько это продолжалось. не помню. Зазвонил единственный тогда колокол, все пошли на службу. Храм у нас большой, но даже в то место, где я стоял, изредка прорывался уже знакомый голос и такие знакомые с детства слова. Позже мне объяснили, что Зинаида приезжает из Ногинска, / 200 верст! /, что она бывшая операционная медсестра, что ее по голове табуреткой ударил пьяный муж-безбожник, а потом еще бил головой о стену, что у нее есть дочь и, что Батюшка ей все прощает. Вот так! Трапеза после службы прошла под аккомпанемент брани и конструктивной критики действий правительства во внешней политике. С ужасом подумалось, что предстоит еще узнать, если она не остановится. Но, слава Богу, все обошлось. Как только попили чайку с горчицей /Великий пост/, Зинаида засобиралась, залезла на нары и уставшим голосом человека, исполнившего свою миссию, послала всех на три буквы. Через минуту из-за занавески раздался праведный храп. Потом я еще не раз слышал ее пламенные выступления не только в Храме, но и однажды в московском метро. Удивительно, но картина была та же. Посреди вагона «проповедовала» Зинаида, истово, задиристо обличая нравы «падшего мира сего», а, вокруг молча, уставившись в пол, сидели люди, пряча глаза друг от друга. О чем думали они? О том, что баба явно сошла с ума или о своей грешной жизни? Надеюсь, второе. 2013 г. Зинаида Вторая Это была тощая, вредная тетка, лет около семидесяти, подвижная с маленькими бегающими глазками – буравчиками. На ее остреньком хищном личике постоянно висела притворная сладенькая улыбочка. Но если, что – то ей было не по нраву, улыбочка мгновенно сменялась оскалом, в эти минуты она была похожа на затравленного хорька. Любимым ее блюдом была горчица, которую она еще и сама готовила, соляная кислота! Зинаида пела на клиросе тоненьким задавленным голоском детской пищалки. Я старался избегать общения с ней. Но однажды мы оказались на соседних креслах, в ставшем уже родным автобусе. Поздоровались. Переполненный старенький ЛИАЗ с трудом тронулся, кряхтя и скрипя, спустился с горочки и остановился перед небольшим подъемом. Мужчины все как один, это была обязательная процедура, вышли и уперлись в задок. Взревел мотор. «Раз – два, взяли! Давай, давай, давай!» И вот мы уже на вершине. Молча все занимают свои места. Поехали. Что такое подмосковный автобус летом в пятницу подробно описывать не буду. Все знают. Сумки, коляски и даже мешки занимают основное пространство салона, а оставшиеся свободными кубические сантиметры заполняет рекордное количество представителей отряда человекоподобных. Едем. Сзади слышится обязательная ругань по поводу сквозняков и, если доводы противоборствующих сторон остроумны, смеется весь автобус. Так весело катим мы по проселочным дорогам.Теплый ветерок в лицо, запах навоза. Благодать. Вдруг Зинаида спрашивает: «А вы за кого будете голосовать?» Тогда жарким летом 1996 это было равносильно приветствию. Мне этот вопрос постоянно напоминал незабвенный фильм «Чапаев», когда Василия Ивановича спрашивают: «А вы за большевиков али за коммунистов?» В то время мне пришлось работать гл. художником в предвыборном штабе Зюганова в Лужниках. Суета, неразбериха, «коробки из -под ксерокса», полоумные бывшие первые секретари обкомов и райкомов, одиозный Геннадий Андреевич. Я должен был оформить заключительный съезд КПРФ на всей площадке спортивной арены и несколько площадей в городе, правда, сразу предупредил, что не сочувствую их взглядам. Насмотрелся всякого! «Ни за кого!» Ответ видимо очень огорчил мою визави. И тут ее прорвало. Лицо заострилось. «Эти коммунисты! – и понесло. Зинаида кричала о сталинских лагерях, расстрелах, голоде, разрухе, о постоянном вранье, о нищете народа, о жирующих коммуняках. Народ явно был на ее стороне. Фамилия Ельцин произносилась с придыханием, автобус гудел как потревоженный пчелиный улей. А в конце своего блестящего выступления вдруг осипла и плачущим, тонким голосочком, как у ребенка, поведала историю о корове. Вот эта история в литературном, без крепких выражений, варианте. «Мне тогда было лет пять. Утром пришли трое в шинелях, с винтовками. Вывели козу из сарая и стали вытаскивать корову Анюту. А корова была хорошая, много молока давала. Любили мы Анюту, она как сестренка нам была. Ее тянут, а она упирается, ее тянут, а она упирается. Мы, дети, плачем, мама плачет, руками за Анюту хватается. Тогда один солдат, фашист проклятый, ударил маму прикладом в живот. Мама упала. Лицо в грязи. Мы к ней. Мама, мама! А он и нас пораскидал, зараза. Чтоб ему пусто было, гореть ему в аду на медленном огне! А другой Анюту штыком в бок подкалывает, чтобы шла. Анюта ревет, а из глаз слезы. Видели, как плачет корова, не приведи Господь! Голодали, лебеду ели. Мама заболела и умерла, а нас по детдомам раскидали. Помирать буду, а Анюту коммунякам никогда не прощу!» Зинаида вытирала глаза маленьким белым детским платочком в кружевах. Все молчали. «П- ц! Приехали!» крикнул водитель и старенький автобус, выдохнув, умер. 2013. |
