ЛикБез

Оценивая моё сочинение на тему "Если я гореть не буду... кто же здесь рассеет тьму!?" (кстати, 5/5) учитель р/литературы, секретарь п.бюро школы, написала: "Если бы написанное было столь же искренно, сколь умно!" Вероятно, наши с Вами отношения с окружающим миром в то время во многом совпадали. Директриса как то даже назвала антисоветчиком.

Очень и очень жаль... . Уходит поколение Талантов.

Школа жизни

А привилегии были и самые разные. Например, можно было, сославшись на заседание совета дружины школы, смыться с уроков. И это была полуправда. Скажем, совет длился всю большую перемену, а меня не было почти целый урок или дольше. Учителя смотрели на это полуприкрыв глаза. Отличник, ему можно. Представляете какой негатив произрастал в моей “ангельской” душонке.

Так родилась третья аксиома: “ крутись”. В общем к пятому классу я подошёл абсолютно испорченным ребёнком, лгуном и приспособленцем. Это касалось всего что называлось общественной жизнью. Но были ещё друзья и товарищи. Это как другая планета. Там было проще: предал– получи. И слава Богу. Именно этот мир удержал от окончательного падения. Драки двор на двор, футбольные и хоккейные матчи, даже “забить козла в домино” всё сплачивало. Настучать на товарища считалось самым низким моральным падением.

В моей жизни вовремя появилась изостудия Дома пионеров. Это ещё одно созвездие, открывшее новые миры. Из песни как из жизни ничего не выкинешь, об этом читайте:

Тушино вчера (14 июня 2022, 11:18:09)

ИЗОСТУДИЯ

- Хватит лоботрясничать, пойдешь в изостудию Дома пионеров.

С этой банальной фразы, сказанной мамой с горечью и досадой после очередного разбитого окна, началась для меня новая жизнь. Именно в этот момент впереди, в далеком туманном будущем призрачно, но неотвратимо забрезжил тернистый и наркотически манящий путь в искусство. Страшно подумать, а если бы я точнее ударил по мячу. Окно бы было цело! Соседка бы не орала и не грозила вызвать милицию, и жил бы, тупо пережевывая очередные дни, месяцы, годы. Может быть выучился на инженера, ходил бы стоптанных ботинках, но в галстуке, и двигал бы бесконечно движок логарифмической линейки и елозил пивным брюшком по чертёжной доске. А потом приползал на полусогнутых в двушку, где чавкают сопливые дети, ходит в халате и бигудях любимая жена, орёт на кухне любимая тёща, и любимый кот опять нассал в мои рваные тапки.

Конечно, такая перспектива меня вряд ли устраивала. В свои одиннадцать я уже безумно любил Караваджо. Замечательного итальянского художника, перевернувшего мир. Бунтаря, картежника, беглого преступника, задиру и шалопая, каких не видел мир. Но не эти "шалости" восхищали, а свет, яркий контрастный свет его картин и тьма, там, где не было света. Все как в жизни: свет и мрак, добро и зло, истина и ложь. Я хотел жить так же ярко, безбашенно, без оглядки.

Изостудия располагалась в большой трёшке на Малой Набережной в доме 1/ 25. Крайняя справа дверь по фасаду. Кроме нас, меня и двух моих друганов, занималось еще человек десять. Не то чтобы они все умели и хотели научиться рисовать, просто их мамы сказали что-то подобное. Друганов - одноклассников убедить в том, что они мечтают быть художниками было нетрудно, за компанию заниматься веселее. Один из них Валерка, гарный хлопец с квадратной головой и заискивающим взглядом, недавно переехал с семьей из Украины. По - русски говорил хорошо, но иногда проскакивали словечки его исторической родины.

Приходишь к нему в дом:

- Сейчас я сбирусь, побачь как писюнец закипит.

Или: - Гудзик оторвался, счас пришью.

Пошли вместе майских жуков ловить: - Дивись якая залупивка, то е бабочка!

Все вокруг просто столбенели от его одесского юмора. Это он через двадцать лет женится на дочери члена Политбюро КПСС и станет начальником средней руки на очень хлебном месте. Знать бы раньше!

Вячеслав Вячеславович, руководитель изостудии, худой долговязый с тремя рыжими волосками в бородке не любил детей. Но терпел два дня в неделю, все остальное время пространство прекрасной мастерской принадлежало ему безраздельно. Он в свое время окончил Худграф Полиграфа, но так и не стал членом МОСХа, поэтому мастерская ему не полагалась. Вообще это нонсенс, без членства ты без мастерской, а без мастерской ты не станешь членом! В одной из комнат, куда студийцам был запрещен вход стоял его офортный станок. Я как-то заглянул в незакрытую дверь: огромное колесо, шестерёнки, прижимной вал, мощная станина - все это напоминало орудие пыток времен инквизиции. Невольно представил, как человека засовывают в "это" и получают его же, но только плоским как лист. Бр-р-р!

ВячВяч заметил мое любопытство и изредка, когда все расходились, позволял смотреть как он работает. О там было на что посмотреть! Из станка медленно выползала печатная доска, приятно пахло краской, ВячВяч легким движением снимал оттиск и появлялась картина! И неважно что было на ней изображено город, горы, поля, река, человек или много людей. Появлялась новая реальность, возникало окно в чудесный сказочный мир, мир, которого до сей секунды просто не существовало. Это было похоже на чудо!

- И осла можно научить рисовать, - ласково говорил ВячВяч, поправляя мои работы. К остальным он вообще не подходил. Метода у него была простая, чтобы сбить наш хулиганский задор, сразу усаживал рисовать гипсы. Бездарям куб и цилиндр, чуть продвинутым лепесток олеандра, а некоторым голову Давида и ему подобных. Сколько сотен часов мы скребли ватман карандашами и протирали не только бумагу, но и штаны?! Самое смешное, что потом в художке пришлось полностью переучивать азы техники рисунка, а в институте еще раз. Но это потом.

- Больше грязи - больше связи! - ВячВяч неожиданно появлялся из-за спины и своей широченной кистью ляпал на мою работу смачный мазок. Когда проходил испуг, и унималась дрожь в коленках, когда вопрос выбросить эту работу сразу или подождать, вопрос послать ВячВяча далеко или все - таки добавить в палитру "чёренького" утихал, вот тогда, только тогда начиналось настоящее ученичество. ВячВяч парил, он летал от моей работы в свою келейку, быстро возвращался и пах хорошим коньяком. Радости его не было придела. В конце занятия все работы раскладывались на полу и начинался разбор полетов. Почему-то ругали больше всех только меня. А как же Макаренко? - думал я, плетясь домой.

Через два года занятий ВячВяч попросил прийти в парадной форме:

- Прифрантись, пожалуйста, в ближайшую субботу. Поедем награду получать в Дом Дружбы народов. Из РОНО звонили, ты премию получил.

Школу ради такого случая пришлось прогулять. В то время учились шесть дней в неделю. В назначеный час ждал ВячВяча на остановке 6 -го трамвая на Мещерякова. О, я заметил его из далека, это шел Художник, с большой буквы "Х"! Огромный берет, трубка, серый широкий клетчатый пиджак, желтая сорочка, малиновая бархатная бабочка, короткие чуть ниже щиколоток узкие черные вельветовые брюки и желтые на толстой подошве полуботинки. У меня тоже была бабочка, но черная. Хорошо же мы смотрелись на деревянной скамье трамвая.

В бывшем особняке Арсения Морозова я не был никогда. Пока поднимались по парадной лестнице, обшитой резными дубовыми панелями в зал, немного пришел в себя от безвкусной роскоши. Нечто подобное видел в Воронцовском дворце в Алупке. Потом уже прочитал, что сказала мать Арсения Морозова, увидев его детище: - "Раньше только я одна знала, что ты дурак, а теперь вся Москва будет знать!"

Мероприятие было приурочено к вручению премий за международный конкурс рисунка "Моя страна - мой дом". Мы с ВячВячем были в десятке призеров. Скромная грамота и альбом "Шедевры мировой живописи". ВячВяч как педагог получил сертификат. Первые три премии: швейцарские часы и путевки в "Артек" получили хорошо упитанные мальчики из Дворца пионеров на Ленинских горах. Работы у них были слабые, но зато фамилии звучали из ящика почти ежедневно. Потом были речи, фуршет. За молочным коктейлем познакомился с ними, вполне нормальные пацаны. Правда, поймал их оценивающие взгляды на мой единственный синий костюм, но это мелочи. Один из них потом сказал, облизав длинным и мокрым языком лоснящиеся губы:

- На такие мероприятия надо приходить в черном костюме.

Странно как - то зачесался правый кулак.

Подошел ВячВяч, и мы быстренько ушли. Спускаясь по лестнице, услышали звуки виолончели. Очень захотелось остаться, но сознание чужого пространства тяготило. Это был просто параллельный мир. ВячВяч грустил. Обратно ехали молча.

- А знаешь, пойдем я тебе свои последние работы покажу, - сказал он, когда мы вышли на Мещерякова.

Этот вечер я не забуду никогда. ВячВяч показывал иллюстрации к “Гаргантюа и Пантагрюэлю” и безумно волновался:

- Ты первый, кто это видит, - прошептал он и, не стесняясь, плеснул хорошую дозу коньяка. Губы у него были синие, руки тряслись. Гравюр было около тридцати.

- Здесь все пять книг Рабле, - ВячВяч бережно погладил стопку листов. Естественно, в 5 - м классе кроме " Капитанской дочки" из большой литературы я ничего не читал, да и то по диагонали. Детективы и приключения не в счёт. Кто такой Рабле и др. без понятия. Но иллюстрации захватили. Великолепная техника и фантастический мир человеческого уродства, доведенный до последней стадии, когда патология становится эталоном. Глядя на безобразные жирные свиноподобные телеса, на упивающейся своей исключительностью хари, невольно вспомнил сегодняшний шабаш в Доме Дружбы народов. Лоснящиеся морды, бархатные откляченные зады, напомаженные редкие волосики, горжетки, манто, бриллианты, этих мальчиков, вскормленных кормилицами исключительно сгущёнкой. Как похоже!

Позже в институте, читая по "зарубежке" это произведение Франсуа Рабле, плевался, но так и не смог дочитать. А тогда в 64- м все пережитое очень хорошо легло на вражеские голоса. Гравюры так и не увидели свет – цензура.

- Мой тебе совет, если не дай Бог станешь художником, ищи себя в прикладных видах. Без блата, без руки ничего не будет! – говорил ВячВяч.

Через семь лет уже первокурсником встретил Вячеслава Вячеславовича в метро. Он был хорошо пьян, но счастлив. Такие типы с возрастом практически не меняются, только три волосинки на его некогда рыжей бородёнке стали седыми.

- Меня вчера приняли с Союз Художников! Я уже три года работаю в журнале "Агитатор". А мастерская у меня пока все там же. Приходи, отметим.

Конечно, я был рад, поздравил, пообещал зайти. Увы! Благими намерениями...Сессия.

Через полгода все таки заглянул, дверь была заколочена.

Как пишут в титрах: прошли годы. Изредка, проходя мимо по М. Набережной, миную и этот памятный дом. Дверь все время закрыта. Как сложилась судьба талантливого графика Вячеслава Вячеславовича Терехова неизвестно.

Чуть позже секция бокса. Маленький кривоногий и криворукий тренер сразу понял, что из этого дохляка боксёр не получится. Но год или полтора занятий дали уверенность в себе и изгнали страх перед болью, научили держать удар. Запомнился один случай на тренировке. Тренер в лапах и я отрабатывали левый прямой. Всё шло по плану, пока кто-то в дальнем углу зала не заорал душераздирающим воплем. А я уже выкинул руку. Точно между лапами в подбородок. По весу он был легче раза в полтора. Удар перчаткой совпал с резким поворотом головы и совершенно оглушил тренера. Он сел, снял лапы, потёр подбородок и многозначительно изрёк:–”Если тебя ударили по правой щеке, подставь левую, затем уйди под локоть и снизу в челюсть.”

Мне всегда везло на умных наставников.

Вспоминая себя в 12-13 лет, ужасаюсь как в одном человечке уживались столько противоположностей. Приспособленчество в школе, героизм на улице, романтизм из книг и незыблемые нравственные ценности, заложенные родителями. Гремучая смесь.

Необходимо ещё вспомнить регулярные боксёрские поединки в школе на большой перемене. Я об этом тоже писал. Придумали так наматывать на кулаки кожаные зимние шапки с вложенным внутрь шарфом, что отдалённо напоминало боксёрские перчатки. В рот вместо капы вставляли корку от апельсина и в бой. На большой перемене три раунда по две минуты. Бывало выигрывал.

Так подошёл к 7-му в 14-й школе. Елена Захаровна, классная и педагог по русскому и литературе, относилась ко мне как к способному разгильдяю.

Она так и говорила “ способный, но ленивый”. Бедная хорошая учительница даже не догадывалась какая интересная жизнь была у меня вне стен школы. При всём моём уважении к русскому языку, ВЕЛИКОМУ И МОГУЧЕМУ, русской классической литературе, ВЕЛИКОЙ И МОГУЧЕЙ, я с увлечением читал библиотеку плутовского романа:

“ Жизнеописание плута Гусмана де Альфараче” Матео Алемана;

“Дочь Селестины” Алонсо Херонимо де Салас Барбадилло;

“История жизни пройдохи по имени дон Паблос” Франсиско де Кеведо;

“Маркос из Обрегона” Эспинеля

“Хромой бес” Луиса Велеса де Гевары;

“Севильская Куница или удочка для кошельков” Алонсо де Кастильо Солорсано, а также Т.Драйзера и Д. Лондона.

А с какими людьми встречался. В Троицкой-Сергиевской Лавре в тогдашнем Загорске познакомился с игуменом Сергием, он тогда кончал академию. Какие поучительные беседы мы с ним вели. Сколько интересного узнал.

Как там у Фёдора Михайловича:

“…тварь ли я дрожащая или право имею…”

Как это мелко по сравнению: “Дух Божий создал меня, и дыхание Вседержителя дало мне жизнь”. Иов.33,4

Что-то происходило и зрело в душе. Но до конца ещё было очень далеко.

А тут ещё гормоны ударили, стал засматриваться на девчёнок. Из песни слово не выкинешь.

КАРИНЕ

Эту будку знает каждый тушинец со Свободы. Рядом со знаменитыми автоматами газированной воды, на углу с не менее знаменитой парикмахерской, в 60-х стояла деревянная будочка. В этой будке с раннего утра до позднего вечера раздавалось легкое постукивание. Мирно прогуливающимся никуда и никогда не спешащим провинциальным тушинцам, вероятно казалось, что это азбука Морзе замаскировавшегося американского шпиона, или стук сердца в последней стадии аритмии того же шпиона, потрясенного успехами социалистического строительства. Но только посвященные знали - это дядя Зураб, холодный сапожник, мастер - волшебник самого черного на свете гуталина и самых блестящих ботинок, творит чудо. Гуталин действительно был отменный. Мои школьные блестели и пускали зайчики. В детстве обувь снашивается очень быстро. Набойки на каблуки дядя Зураб ставил почти каждый месяц. И еще титановые подковки / это когда на 82-м строили «сотку»/, чтобы долго не стирались. Идешь, цокаешь по асфальту как конь, а чиркнешь - искры летят. А белые шнурки любой длины / на 82-м применили новый материал/! Хоть метр, хоть полтора на заказ. Какие только кренделя и узлы не завязывали на кедах!

В начальных классах я сидел за одной партой с его внучкой. Худенькая черноглазая девочка Карине. Учительница назначила ее санитаркой. Более въедливой не видел никогда. Она бесцеремонно заставляла показывать не только руки, но и шею и даже уши. Это было слишком! Такое попрание свободы личности невозможно терпеть.

На малом канале у бани был небольшой бочажок с лягушками. Вот там - то и наловил парочку. Перед первым уроком Карине выстроила нас в шеренгу и начала экзекуцию. Дошла очередь и до меня.

-Руки! - Показываю тыльную сторону двух кулаков:

- Переверни!­­ Покажи ладони!

Переворачиваю и разжимаю кулаки. Две зеленых противных лягушки как прыгнут.

Визгу-то! Визгу!

С тех пор я сидел на "камчатке" один. Это было во втором. А в четвертом меня выбрали председателем совета отряда, и я стал главнее. С тех пор в классе царила организованная анархия. Карине меня презирала. Очень надо!

Зураб и его большое семейство жили на Свободе в доме 19/1.

Как – то в седьмом, проходя мимо, увидел их всех в сборе. Отъезжали на дачу. Во дворе стояло авто, чудо техники ХХ века, «Линкольн» - кабриолет. Вокруг толпились мальчишки, и было на что посмотреть. Бликующие на солнце никелированные детали бамперов, радиаторной решетки, фар и подфарников. Голубоватое лобовое стекло отражало небо, в котором плыли белые кудрявые облака. А окрас самой машины скорее можно было назвать цветом бедра испуганной нимфы. Я как встал, так и заколдобился.

И тут меня заметила Карине.

- Чего застыл, проходи!

«В зобу дыханье сперло» так, кажется, метко выразился наш знаменитый баснописец. Такой же «Линкольн» я видел на американской выставке в Сокольниках в 59-м. С тех пор этот автомобиль стал для меня символом прогресса, свободы и демократии. Правда, в таком же, только черном убили Кеннеди! Джона Фицджеральда жалко. Эта смерть буквально потрясла и не только меня. Весь советский народ. Конечно, мы понимали, что американцы во главе с Кеннеди – враги, но он был такой обаяшка. И еще не могли себе представить, что вот так можно запросто взять и убить среди бела дня самого президента! Какие же мы были наивные?!

- Хочешь, приходи завтра вечером в шесть к будке деда. Придешь?

Кровь прилила к лицу.

- Да, приду!

На следующий день я не мог найти себе места. Стрелки часов стояли как приклеенные. Три розы, которые сорвал на клумбе в соседнем дворе, медленно и обреченно засыхали в пол-литровой банке. Стрелка на брюках никак не получалась. Все валилось из рук.

Наконец, без десяти! Побежал!

По - моему это был мировой рекорд. На часах, на остановке «Улица Мещерякова» - без семи. Потом шесть. Потом пять минут седьмого. Десять минут! Двадцать! Сорок!

Дядя Зураб все стучал и стучал своим молотком, потом приоткрыл занавеску и грустно сказал:

- Сынок, не жди, она не придет! Скажи спасибо, что она испортила тебе только один день, а не всю жизнь! Ох, эти женщины!

Я понял, это была месть за лягушек! Пять лет спустя! О, ЖЕНЩИНЫ!

И, наконец, стал писать стихи, в последней стадии отравления тестостероном.

ПСИХ?

Он почти ничем не отличался от окружающих. Чуть выше среднего, худой, двухдневная щетина, кепка и пальто в любое время года. Ну и что? А что есть нормальность? Похожесть на всех? Мимикрия в толпе дебилов? Да, он был свободен и этим не походил на всех нас, нормальных. Мы все без исключения озабочены довлеющим желанием лидерства, первенства во всем от глобальных вопросов до мелочей. Постоянным стяжанием благ. Собственной экзистенциальностью. Это бесконечное стремление к поиску удовольствий, развлечений, денег, наконец, делает нас рабами собственного эгоизма, он как ненасытный вампир требует все новых жертв себе. Мы служим ему. Здоровье, молодость, талант, сила, правда - все бросается на жертвенник этому идолу.

Это нормальность?!

Мы с приятелем удобно устроились в скверике напротив ДК «Красный Октябрь» на Вишневой, недалеко от 14 -й школы. Борис “сдувал” у меня домашнее задание. Пригревало майское солнышко. На краешке нашей скамейки сидел невзрачный человек лет тридцати пяти - сорока. Обычный человек в пальто. Поначалу я даже не обратил внимания. Борька уже заканчивал писанину как вдруг до нас донеслось: -

Месяц рожу полощет в луже,

С неба светит лиловый сатин.

Я стою никому не нужен,

Одинокий и пьяный, один.

А хорошего в жизни мало,

Боль не тонет в проклятом вине,

Даже та, что любил, перестала

Улыбаться при встрече мне.

Незнакомец читал стихи. Это был Есенин. Тогда в 60-х его почти не печатали, во всяком случае достать книгу стихов было невероятно трудно. У меня был маленький сборничек, кое-что знал наизусть. Внезапно незнакомец замолчал и посмотрел на нас. Его глаза улыбались. Я не выдержал и продолжил:

А за что? А за то, что пью я,

Разве можно за это ругать,

Коль на этой на пьяной планете

Родила меня бедная мать.

Я стою никому не нужен,

Одинокий и пьяный, один.

Месяц рожу полощет в луже,

С неба светит лиловый сатин.

Он встал, подошел, слегка поклонился и протянул руку:

- Глеб.

Так мы познакомились. С тех пор я приходил сюда один без друзей.

Все что удалось узнать о Глебе: он окончил два медицинских института, был ассистентом известного кардиолога. Потом болезнь. Какая не знаю. Да, речь его была прерывистой и странной. Иногда, увлекшись, он внезапно замолкал и продолжал только после долгой паузы. Но, когда читал стихи, остановок не было.

Ты помнишь ли, ах, ваше благородье,

Мусье француз, говенный капитан,

Как помнятся у нас в простонародье

Над нехристем победы россиян?

Хоть это нам не составляет много,

Не из иных мы прочих, так сказать;

Но встарь мы вас наказывали строго,

Ты помнишь ли, скажи, е*ена твоя мать?

-Знаете это откуда? -

Конечно, я не знал.

-Это Пушкин Александр Сергеевич! Из стихотворения «Рефутация г-на Беранжера».

Написано в 1827 году...

И началось. Говорил он долго. Можете представить где была моя челюсть.

Грешно после Пушкина, но я в то время баловался рифмами. Прочитал, вернее только начал:

Город губ, город страстей,

Затемненные окна прячут постель...

Стоп, стоп! Это ваше? Сережа, вам сколько лет?

-Четырнадцать в конце года будет.

-Знаете, Сережа, рановато, рановато об этом. Вот послушайте:

Я вас любил: любовь еще, быть может,

В душе моей угасла не совсем;

Но пусть она вас больше не тревожит;

Я не хочу печалить вас ничем.

Я вас любил безмолвно, безнадежно,

То робостью, то ревностью томим;

Я вас любил так искренно, так нежно,

Как дай вам Бог любимой быть другим.

-Ну, это вы знаете, а вот:

...Ты снилась мне беременной, и вот,

проживши столько лет с тобой в разлуке,

я чувствовал вину свою, и руки,

ощупывая с радостью живот,

на практике нашаривали брюки

и выключатель. И бредя к окну,

я знал, что оставлял тебя одну

там, в темноте, во сне, где терпеливо

ждала ты, и не ставила в вину,

когда я возвращался, перерыва

умышленного. Ибо в темноте

—там длится то, что сорвалось при свете.

Мы там женаты, венчаны, мы те

двуспинные чудовища, и дети

лишь оправданье нашей наготе...

-Знаете кто это? Бродский.

Это имя мне ничего не говорило, но ритм завораживал! Этот ритм был похож на звучание сурдинки, гипнотизирующей змею. Ему категорически не нравились мои стихи.

Иду в бреду,

Бреду в бреду.

Куда иду? Зачем иду?

Быть может скоро упаду

Росой на скошенном лугу.

Быть может скоро прорасту

Травинкой, нежным стебельком,

Быть может дам тепло костру

И обогрею чей-то дом?

-Ну, знаете это вообще никуда не годится!Полно вам, дружок, изображать из себя мизантропа.

Странно это очень странно,

Ловлю рукою сигаретный дым.

Ищу в твоих глазах, себя обманывая,

Хоть искорку, хоть капельку любви…

-Серж, бросьте этот жанр, оно вам не по зубам!

В этот маленький мир

Иногда врывается эхо,

И лопается тишина

Натянутой струной,

И рушатся вдруг дворцы,

И лед вздымается в реках,

И пожелтевшие травы

Снова встают стеной.

В эти мгновенья я слышу

Это пришел апрель.

И барабанит по крышам

Радостная капель.

Воздух пьяняще горек,

Как забродивший квас.

А над зеленым морем

Радуга разнеслась.

Словно по небу тропка-

Хрупкий и призрачный мост.

Солнце запуталось робко

В кроне твоих волос.

По облакам как по насту,

Нежный роняя взор,

Сходишь упрямо и властно,

Словно судьбы приговор.

Кто ты, богиня ли, птица?

Радость несешь иль беду?

Может быть все это снится

В пьяном похмельном бреду

День угасает закатом,

Прячась за край земли.

Пахнут полынью и мятой

Влажные губы твои.

Полно, полно, ну это ничего... Хотя....

И начинается такой разбор, от которого не только стихи, но и собственный некролог писать не захочешь.

Он был верующим, ездил в Храм Всех Святых на Соколе.

Блаженны нищие духом -воистину это о Глебе. Судя по одежде, много добра он не накопил.

Да, блаженны в смысле барахла-имущества- именно они получают наградой легкий евангельский дух, освобождаются от пут земных. Но не имеющие здоровья и молодости, некрасивые, неталантливые, неудачники тоже блаженны. Ибо у них внутри нет самого грозного врага- гордыни. Потому что гордится им нечем.

Я не знал каким был Глеб до болезни, может быть таким же как все. Но думаю, именно болезнь оторвала его душу от груза земных забот. Я не знаю жил ли он один, кто за ним ухаживал, что он ел и ел ли он вообще. Глядя на его худобу, можно было предположить, что питался он плохо.

Я смотрел на него и думал о себе. Что впереди? Конечно хочется и успеха, и достатка. А потом что? Ну, хорошо, вот комфорт как некое богатство, будет ли свободна от него моя душа, мое сердце. Можно ли, не владея, владеть им, обладая, быть свободным от зависимости от него?

Может быть такая «ненормальность» гения и есть освобождение от проблем мира сего, от надуманных долгов и «аксиом», ненужных воспоминаний и ассоциаций? Быть искренним, чистым, непосредственным, жить сиюминутно, быть как дети, смотреть на мир светлыми глазами не это ли счастье? Может Глеб, несмотря на кажущуюся странность, уже познал эту истину, а познав, ушел, ушел в себя навсегда. Сейчас бы мы сказали дауншифтинг. Он был счастлив! Буквально светился и согревал.

-Вот послушайте, Серж, это Альбер Камю:

Я до рожденья мертвым был!

Миллиарды лет скитался во Вселенной!

Был Космоса частицею нетленной,

И в океане Вечности парил!

Помимо воли, вырван в мир живых,

Порой я чувствую себя в пустыне.

Там одинок, я индивид отныне.

И абстрагируюсь от форм былых.

Зачем я создан, вырван я зачем?

Из мира грёз да в океан страданий?

В Мир слов пустых, несбывшихся желаний,

Скажи мне, Господи, зачем???

Глеб ушел через год с небольшим...

P.S.

Он был городским сумасшедшим,

Он жил на Вишневой, где Сбер.

В той жизни моей, прошедшей,

Он часто ходил в тот сквер.

Тот сквер, что напротив ДК.

Скамейки и в лужах вода.

Откуда жизни река

Меня унесла навсегда.

В любую погоду в пальто,

И в кепке, небритый, хромой.

Потертый пиджак наголо.

К нему по дороге домой

Я часто из школы спешил.

Зачем? Сам не знаю! А вдруг

Меня тогда заразил

Его искрометный недуг.

-Он - шизик!- кричали друзья.

-Он - псих! - повторяли враги.

-С ним рядом никак нельзя!

-Окстись, отряхнись, беги!

Но я приходил каждый день,

Пока не ушел он прочь.

Тогда расцвела сирень.

И соловьи всю ночь.

А как он читал стихи!

Я был навсегда поражен.

Как будто свои грехи

Срезал по живому ножом!

Как будто, срывая плоть,

Счищая коросту зла,

Он рвал в своем сердце злость,

До боли, до крови, до дна!

«Мы живем, под собою не чуя страны,

Наши речи за десять шагов не слышны».

Он читал, и казалось мне, там

На соседней скамье – Мандельштам!

А вон там Пастернак с папироской

Повторяет медленно строку:

«Гул затих. Я вышел на подмостки.

Прислонясь к дверному косяку».

Вон Цветаева сидит в красивой шали.

Бальмонт что -то Белому твердит.

А Ахматова из-под вуали

Очень строго на меня глядит.

Северянин галантно щурится

И, шатаясь, подходит к нам: -

Миль пардон, моя, б-ть, не курится!

Что за папиросы, трам- там-там!

По соседству пьяница Есенин

Разливает водку на троих.

И читает, стоя на коленях,

Покаянный свой великий стих:

"Друг мой, друг мой,

Я очень и очень болен.

Сам не знаю, откуда взялась эта боль.

То ли ветер свистит

Над пустым и безлюдным полем,

То ль, как рощу в сентябрь,

Осыпает мозги алкоголь".

А еще вон там Великий Пушкин

Разливает гавайский ром.

И в вуальке милая старушка

Тихо плачет о чём -то своем.

И я тоже плакал как ребенок,

Потому, что просто хотелось плакать!

А на ветке уж сидел бельчонок

И махал нам приветливо лапкой.

Так «гудели» мы до самой ночи,

И читали стихи взапой!

Пока местный уборщик- рабочий

Ни гонял нас поганой метлой.

Простите, что приходится публиковать старые материалы. Но это тоже была моя школа.

Продолжу.

https://vk.com/@russkazi-kak-iuda-gorbachev-razval...

Школа

Итак к 8-му классу 14-й школы добрался без троек, но с покалеченной душой. Школа с её лагерным регламентом( что такое лагерь для трудных подростков я уже испытал в качестве хобби, читайте в конце после первого “продолжу”), вызывала чувство отторжения. Чем старше становился, тем больше. Если бы дело ограничивалось только учёбой, нет, тебя просвечивали, тестировали с помощью сочинений на социальные темы. За одно из таких Елену Захаровну, очень мною уважаемую, “песочил” директор Лебедев. Мужик-то он был неплохой, но коммунисту положено следить за моральным запахом в коллективе. На свободную тему, типа “как хорошо в стране советской жить!”, написал эссе, где сравнил жизнь в СССР с саксофоном. Посудите сами: просто живёшь – просто дудишь, вернее дуешь в мунштук, и выходит в лучшем случае звук, напоминающий нечаянное человеческое извержение. А для того чтобы играть, нужно не только дуть, но и нажимать нужные клапаны в нужное время. Оценка 2/4. С запятыми были проблемы. Как сочинение попало к директору не знаю, но с тех пор мы часто встречались.

В 14 -й школе почему-то жили весело и креатив юности брал своё.

О школьных и не только приключениях “способного разгильдяя” читайте:

ЛикБез 14

Keen

15 мая 2023, 20:40:55

ИЗБРАННОЕ

Hello, Goodbye;

ЛикБез (страница 14)

☆☆☆☆

Извините, что приходится публиковать уже старый материал, но без картина была бы не полной.

Битлы

Из Сиэтла позвонил однокашник Дед Егор. Поболтали.

- А помнишь, как мы были Битлами?

Сначала я даже не понял о чем он.

Февраль 1965 -го. Восьмой «А», четырнадцатая школа на Долгова. Зима была не очень морозной. Сосули уже плакали на солнце, и хотелось летать. Фома /здесь и далее -псевдонимы/, запинаясь, "давал показания" по домашнему заданию у доски. Мел в его руке замер в конце очередной химической формулы. С первых парт усиленно подсказывали. Химичка делала вид, что не слышит, но я-то знал, что двойки вот-вот получат все: и Фома и те, кто шепчет. Уже второй год мы сидим вместе на "камчатке". Фома- весельчак и балагур, высокий, немного нескладный, на верхней губе пробиваются редкие рыжие волоски. Неловким движением я смахнул его тетрадь и учебник на пол. Когда поднимал, из тетради выпал листок в клетку. У меня челюсть отвалилась: на нём очень старательно и так же неумело была изображена совершено обнажённая, грудастая женщина зрелых лет, лежащая на кушетке. Внизу подпись: «Соседка Роза, по памяти».

Я рефлекторно сглотнул и быстро спрятал листок в тетрадь. Фома и товарищи получили заслуженные оценки. На перемене подошел и признался в своем любопытстве.

- А! – протянул Фома: - Забудь, у меня ещё есть с натуры.

Аж заколдобило!

Фому любили. Он был абсолютно открытым и бесшабашным парнем. В тот памятный зимний день Фома приехал в школу как обычно на поливалке. Это уже никого не удивляло. Ровно в 8:20 по Долгова шла снегоуборочная машина и непременно сзади, зацепившись, скользил по накатанному снегу мостовой счастливый Фома. Портфель под мышкой, шапка набекрень, рот до ушей. Его веселую конопатую, вечно улыбающуюся рожицу, я вижу до сих пор, стоит закрыть глаза. Бесшабашный и авантюрный любитель блатных песен под гитару и поклонник Есенина. Стихи поэта он читал с особым запоем и надрывом.

Слушая: «…И глухо, как от подачки,

Когда бросят ей камень в смех,

Покатились глаза собачьи

Золотыми звездами в снег»,

я понимал, что передо мной человек, с большой зажатой в кулак болью. Эта боль была в голосе, смертельно опасных играх на улице, во всём. Когда уже лет в 20 его обвинили в каком-то мелком, но преступлении, он "закосил дурку". Так мог поступить только он. Артистизма море! Перестарался. Две экспертизы Сербского дали положительный результат. А потом его просто убили, забили в психушке.

Что такое Психоневрологический интернат и какие там законы я узнал в 2007. В одном из них открыли мужской монастырь. Отгородили психов деревянным забором. Вуаля! Идешь на службу, а они у всех щелей вопят и просовывают руки. Хватают исключительно женщин. Когда звонил единственный тогда колокол, выли как волки. Среди них за большие деньги скрывались и махровые рецидивисты. И эту публику церковное начальство решило пускать в Храм, а потом епископ приказал набирать в братию монастыря! Во время реставрационных работ и расчистки котельной, устроенной в алтаре одного из храмов, находили людские кости.

Именно ему, Фоме пришла идея- раз Битлов не пустили в СССР - мы их заменим, выйдем на сцену и споем под фонограмму.

Что это было за время? 65-й год. Очень и очень непростое. Хрущева сменил Брежнев. Идеологическая работа на местах, в том числе и в школах, велась с особым напором. Любое инакомыслие пресекалось на корню. Недавно я прокололся с "Евгением Онегиным" про Хрущева и Брежнева в стихах и был в опале.

КВН среди восьмых назначили на конец марта. Мы долго готовились, репетировали. Надо было делать т.н. «домашку». За основу взяли идею Фомы. Феличита - музыка. Первая песня битлов «Can’t Buy Me Love» /Не купить любовь/, вторая, если нас не погонят со сцены, «Back in the USSR» /Снова в СССР/. Собственно, эти песни с большим трудом вписывались в тему КВНа. Так как с костюмами и музыкальными инструментами была проблема, придумал тантарески. Правда, тогда мы эти декорации называли просто "дырки для голов". Если на листах обыкновенного упаковочного картона, нарисовать фигуры музыкантов с электрогитарами, а на самом большом изобразить ударную установку с надписью "The Beatles", получатся Битлы 2D. Приставляем собственные головы в париках, картон на веревке на шею, одну руку на струны нарисованной гитары, другую на картонный гриф. Смешно вышел ударник. Он сидел на табурете за листом картона, изображающем умопомрачительную ударную установку с невероятным количеством маленьких и огромным бас-барабаном в центре.

Попотеть пришлось с париками. В спортивном магазине купили четыре матерчатых шапочки для плавания. Дед Егор принес несколько метров черной длинной траурной бахромы. Девчонки пришили ее на шапочки. Получились длинноволосые черные "парики" начавших лысеть Битлов.

Начался КВН. Все складывалось для нас неплохо. Капитаны состязались в остроумии, жюри судило, зал болел. Первым домашние задания показали наши соперники. Зал аплодировал. Объявили наш номер. На сцену вышел Фома. Надо было видеть этот конферанс. Приблатнённый фраер на непонятном языке, якобы английском /твердая двойка за год/, что-то бормочет в микрофон. Из всего монолога понятны только два слова: СССР и Зебитлез. Вот Фома сделал широкий жест:

- Встречайте ансамбль Зебитлез!

Зал аплодировал как-то жидковато. Пошли! Яркий свет софитов. Ничего не видели и плохо понимали происходящее. Ритмичные звуки музыки заглушили рев зала. Не сразу попали в такт и синхрон. Но уже где-то с пятой секунды ноги, руки и даже зубы работали в унисон.

Can't buy me love, oh, love, oh

За звон монет, нет,

Can't buy me love, oh

За звон монет...

Открываем рты в соответствии со словами. Тренькаем руками по картонным гитарам. Зал ревет.

…I don't care too much for money,

money can't buy me love

Ведь всё равно — и с кучей денег

Я не куплю любовь.

Надо было видеть лица учителей и директора. Феличита перестарался и, наступив, оторвал нарисованную картонную ногу. Зал ревел. У ДедаЕгора отвалился приличный конец бахромы на парике. У меня слетели проволочные очки и повисли на одном ухе. Санчо не смог поймать одну палочку и стучал пальцем. Последние аккорды. Короткий диингл и «Back in the USSR». Мы поворачиваем наши тантарески и о-па! Уже Россия. Теперь вместо гитар у нас в руках картонные балалайки. Ударная установка тоже резко преображается, теперь Санчо уже стучит по тазам и деревянной бочке.

I'm back in the USSR

Я снова в СССР

You don't know how lucky you are, boy

Такой везунчик ты, о, друг мой.

Back in the USSR

Снова в СССР.

Зал ревет. Последние такты. Мы бросаем на пол тантарески и охрипшими голосами орём:- Спартак- чемпион!

Заняли последнее место.

Снова председательша родительского комитета требовала оградить ее сына от тлетворного влияния Запада и группы товарищей. Жалко тогда не было видео. Кто-то снимал для школьной стенгазеты, но я этих фотографий не видел. Умный директор списал эту историю как дурачество. Классная долго еще приходила в наш класс с поднятой правой бровью.

Продолжу.

Тушинские семечки. 45

Keen, 13 февраля 2021

Эпиграф

Все получилось как- то спонтанно. Сначала я врезал в глаз Мишке за то, что обижал моего брата. Потом его мать пришла жаловаться моим родителям и притащила Мишку с огромным фингалом. Не помню, чем закончилась разборка. Кажется, ничем. А через неделю меня с отцом пригласили в детскую комнату 129-го отделения милиции, что на Мещерякова. Милая лейтенантша предложила отправить на лето в спортивный трудовой лагерь под Москвой. Не знаю почему, но отец согласился. Видимо ее доводы и мрачные перспективы, которые, явно сгущая краски, нарисовала эта юная стройная девушка в погонах, напугали родителя.

-Поезжай, посмотри почем фунт лиха,-неуверенно сказал отец, а мама добавила:

- Если, что пиши, приедем и заберем.

Рано утром 10 июня 1967 года от отделения милиции, что на Мещерякова тронулись два «Икаруса». Впереди ехал желтушный «москвич -412» с мигалкой.

Провожающих было трое: мои бледные родители и не менее бледная девушка одного из воспитателей.

-Хорошо едем, с ветерком,- пробасил здоровый прыщавый детина на соседнем кресле.

-Ага! И без конвоя,- вторил ему маленький шкет с мышиной мордочкой.

-Заткнись, малой! Сявка, знай свое место! Видишь старшие разговаривают! Эй, как тебя? - он посмотрел на меня:

- Как твое погоняло?

-Бруни,- тихо сказал я:-Серхио Бруни.

-Иностранец, что ль? Непохож.

-Нет, такая кликуха в школе.

-А! Заметано! А я -Дадон!

-Как царь?

-Какой еще царь?

-Он у нас- чемпион по борьбе! -вставил мышиный шкет.

-Я тоже чемпион!

-Заливай! Хорош гнать!

-Ну да, чемпион улицы Свободы по единоборствам!

-Самбо? - недоверчиво хмыкнул шкет.

-Нет, по стоклеточным шашкам.

-Во загнул! Чемпион по шашкам! По стоклеточным! А-а-а! Таких не бывает!

Весь автобус покатился от смеха.

Так мы познакомились.

Через полтора часа нас, трудных подростков, привезли на Пахру, в замечательный березовый лесок, в трех километрах от Колычёво. Там уже стояли большие армейские палатки и даже была полевая кухня и длинный дощатый стол под брезентовым навесом.

-Жральня! - сказал худющий рыжий парень по прозвищу Портянка.

-А где ср-ня? - тут же хихикнул маленький черноволосый карапуз.

Квадратный мужик, как мы потом узнали, наш воспитатель Алексей, сделал широкий жест:

-А везде!

Такие перспективы воодушевляли, аж дух захватило.

Два отряда- две палатки с общими нарами ( "вертолетами" б. жаргон) для мальчиков. Я попал в первый "от двух до пяти лет". Нас было 14 человек. Второй отряд, это была мелюзга с одним или двумя приводами в милицию.

Третья палатка для девочек. Дюжина блатных девиц от десяти до четырнадцати лет. Конечно, все они были из неблагополучных семей. У всех клички. Запомнилась яркая блондинка Белка и ее подруга Стрелка. Видимо, в честь собачек, побывавших в космосе. Еще была палатка для воспитателей и хоз. палатка. На вторую ночь последнюю ограбили. Все сладкое бесследно исчезло.

-Ладно, будете лапу сосать вместо конфет и сгущенки!

Тихо, но весьма весомо сказал Саша, воспитатель, мастер спорта по тяжелой атлетике, поигрывая бицепсами, когда все выстроились на утреннюю линейку. Переклички не было, но мы видели, как воспитатели пересчитали народ по головам. Все на месте. Нас не охраняли, сбежать можно было в любое время. Но никто даже не думал свинтить. Не раз слышал разговоры моих соседей по нарам о том, что надо бы подломить на гоп- стоп сельмаг в деревне. Ощущение полной свободы - надежней любых заборов и колючей проволоки. Воспитатели, молодые спортивные ребята из тушинских заводов. Комсомольцы. Не думаю, что они очень хотели провести лето со шпаной, но партия сказала:- Надо!

Дыру в хоз. палатке, через которую злоумышленник вынес три ящика сгущенки, зашили суровыми нитками. Расследования не было.

-У себя воруете! -резюмировал физрук.

Вора быстро раскололи сами. Им оказался совсем юный мальчуган, лет 10-ти.

-Таких хомяков надо давить в колыбели! Крысятник!- презрительно резюмировал Батон, пухлый добрый малый, мой сосед по "вертолёту" слева, большой любитель раннего Глюка, а также живописи эпохи Кватроченто. Так казалось, глядя на взъерошенную шапку мелких черных кудряшек и смуглый мордоворот.

Сгущёнка вернулась на место, а фингал под глазом еще долго украшал личико плутишки.

И все -таки с лагерниками сходился медленно. Выручили опять мои россказни перед сном. На фоне скабрёзных и несмешных анекдотов, былин о "подвигах" и блатных историй, мои были скорее на любителя. Но братва слушала, видимо, это было в новинку. Таким образом установилось некое подобие сегодняшней толерантности. Особой популярностью пользовались юмористические рассказы о художниках. Забавный народец! С собой взял два замечательных альбома издательства DELPHIN, на английском. Надо отдать должное, несмотря на то, что они были почти карманного формата, чуть меньше А-4, полиграфическое исполнение вызывало восторг. Это были Босх и Брейгель. Сначала просто смотрели картинки, потом пытался комментировать. Наконец, это стало уже обычным явлением, когда просили посмотреть и часами листали страницы. Книжки уже через две недели превратились в макулатуру. Жаль, по 15 р. за штуку. Окупились. Хоть не били. Воспитатели тоже интересовались. Ладить надо было со всеми. Иначе. Как бывало иначе лучше не вспоминать. С теми, кто был "не в жилу" или " борзел" -разговор короткий. Одеяло, а лучше два на голову, и "темная". Это называлось "бить в бубен". Раза три был свидетелем. Помешать невозможно, иначе перышко под ребро. А с заточенными как игла надфилями ходили все. Однажды чуть сам не попал на перо. Неожиданный захват сзади за горло (взять на прихват), и леденящий ужас в районе правой почки. Выручил длинный язык (помело или метла). В таких ситуациях надо четко и ясно произнести какую -нибудь абракадабру или вопрос с необычным словом.

-Чего?! - или -Чё сказал -то?!

Если переспросят интеллигентно сзади, начинается диалог. Тут уже есть варианты: либо бить, либо бежать, либо, если крепко держат трое, базарить, по возможности не переставая, минуты две. Никак не меньше. С обкуренными последний вариант не работает. Через некоторое время, когда вы уже, если не друзья, то хотя бы добрые знакомые, случайно встретившиеся в темном месте, для выяснения насущных вопросов миропорядка, вас спросят:

- А чё это ты вякал тогда?

Знайте, это - подвох. Уязвленное самолюбие дебила посылает последний слабый сигнал в левое полушарие:

- В чем дело? Чего медлишь?!

Будьте начеку! Лучше не повторять. Все начнется сначала! Пошутите, удивитесь, рассмейтесь, если сможете улыбнуться онемевшими лицевыми мышцами.

В тот раз обошлось. Мои оппоненты брали на понт. Обычная история среди приматов

Когда узнали, что я закончил «художку» зауважали.

-Фармазонить не пробовал?

-А что это такое?

-Ну, деньги подделывать!

-Шутишь? Нарисовал как-то червонец акварелью, но это так, для себя.

-А печати потянешь?

-Наверное, смог бы.

-Слушай, давай на осень стрелку забьем.

Благими пожеланиями...

В письмах домой писал, что все хорошо. Среди пацанов был один отморозок, пытался стать "старшаком", захватить власть в лагере. Именно ему я годом раньше вмазал во дворе Капитанки, доме сегодняшней префектуры. Но поскольку, он тогда был под кайфом, лица моего не запомнил, иначе у меня были бы " напряги". Так случилось, что мы в тот памятный день вдвоем тянули лямку на кухне. В наши обязанности входило почистить картошку, накрыть стол и вымыть посуду. Этому юному недостаточно интеллигентному молодому человеку очень понравился мой свитер.

-Махнемся не глядя! -предложил он, поигрывая столовым ножичком.

Не то чтобы он был амбалом. Даже хилее меня. Но жилистый! Зараза! И самое страшное -без башки. Были такие сумасшедшие, которые даже в самой безобидной ссоре могли засветить арматурой или кирпичом. При этом глаз у них становился стеклянным, и иногда текли слюни. С такими старались не связываться. В лагере их называли "бивнями" то есть придурками.

-Ну, так что? Махнемся на месячишко, я тебе свой отдам,

Спорить бессмысленно.

-Ништяк, полный ажур! -сказал он, натягивая мой модный югославский свитер на крепкое голое тело.

Жлобов эти ребятки не любили.

Так у меня появился поношенный, но теплый шерстяной, а у моего нового другана и покровителя Пашки, мой красивый, как мама говорила- цвета морской волны, чистая синтетика.

Пашка стал первым парнем на танцах. Вечерами под портативный магнитофончик "Мрия» (длина ленты в бобине всего 100 метров), устраивали на полянке перед костром танцульки. Пашка в моем свитере был неотразим. На меня положила глаз Белка. Но я её боялся как огня и танцевал с маленькой и рыженькой, имя не помню. Через три дня ее нашли в двадцати метрах, в кустах и без головы. Шучу!

Потом в Тушино с Белкой встретился разок у ресторана рядом с рынком. Краля в компании пижонистых мужичков. Я бежал в областную библиотеку, что в соседнем доме.

-Привет, Айвазовский!- крикнула она и затянулась сигаретой с ментолом. Мужики ощупали меня глазами и отвернулись. Метров через двадцать оглянулся. Три здоровых лба запихивали Белку в такси.

Надо сказать, что всем: и мальчишкам, и девчонкам, и воспитателям выдали отличные теплые тельняшки. И разумно поступили, так как в листве очень легко эту тельняшку обнаружить. Кто-то из воспитателей пошутил, что полоски как у заключенных только мелкие, это потому, что мы еще "дети".

Утро начиналось с зарядки. Атлетически сложенный физрук увлеченно показывал упражнения, народ старался. Завтрак на пленэре, спортивные секции, гири, штанга, турник, футбол, волейбол. После обеда, если хорошая погода, купание в Пахре. Потом недолгий отдых по желанию. Братва резалась в карты. Научился играть в буру. Но быстро разонравилось проигрывать деньги, которые родители дали на карманные расходы. Отыграл все в шашки, да с прибытком. После ужина до отбоя песни, в основном блатные, у костра под гитару.

-Таганка — все ночи полные огня

Таганка, зачем сгубила ты меня?

Таганка, я твой навеки арестант

Погибли сила и талант...

Воспитатели тоже пели. Впервые услышал Окуджаву, Галича, Клячкина. Было здорово. Не думал, что через какое-то время окажусь за рюмкой чая с одним из них.

Три удара тыльной стороной топора о кусок рельса означал отбой. В палатке ребята еще часок другой прежде чем закемарить рассказывали о своих подвигах. Каких только историй не услышал. Иногда даже сердце заходилось от жалости. Поражало, что за блатной бравадой скрывалось горе, большое горе и у каждого свое. Один рассказ показался знакомым. Слышал о ограблении продмага на Лодочной. Разбили окно и вытащили продукты и мелочевку. Жуликов не нашли. Так вот "баклан" увлеченно рассказывал, как дело было и где спрятал трофеи. Стукачей среди нас не было, кажется. А парнишу через полгода повязали.

Однажды всю толпу повели в ближайший колхоз помочь с прополкой сорняков. Думаю, деревенские очень об этом пожалели. Подвиг Стаханова мы не повторили, а вот нескольких кур и одного гуся сельчане не досчитались. Воспитатели еще долго пытали «где»? Но народ молчал. Изредка ветерок доносил до лагеря аромат жаркого. Алексей поводил носом, махал рукой:

-А хрен с вами, это ваш выбор!

Парень он был хороший, сильный и добрый. Он прекрасно понимал, что за три месяца этих оболтусов перевоспитать невозможно, но старался. Именно его стараниями к нам зазвали самого Льва Яшина. Лично на меня эта встреча большого впечатления не произвела. Льву Ивановичу, а его спортивная карьера тогда уже перевалила пик славы, задавали неинтересные вопросы, и он так же не интересно на них отвечал. То же было и со знаменитым боксером Валерием Попенченко. Конечно, они были кумирами миллионов, но явно чужими в нашем лагере юных бандитов.

-А татуировку смогёшь сварганить?

-Нарисовать могу, а колет пусть другой.

-Заметано!

На следующий день мне принесли химический карандаш (шариковые ручки в СССР появятся года через три-четыре).

-Розочку, вокруг лента и надпись: " не забуду никогда".

-И мне, только с голубкой.

С тех пор перестал дежурить по кухне.

Все как- то быстро наскучило. Хотелось творчества. Видел раньше в польском юмористическом журнале «Шпильки» карикатуру. На берегу моря стоял матрос в шортах. У него на животе была замечательная татуировка. Грудастая голая тетка, подбоченясь, пышным торсом уходила под шорты, а внизу из-под штанин торчали только ее босые ноги. Когда очередной заказчик пришел со сгущенкой, предложил ему сделать бесплатно, во имя искусства, так сказать.

-Красиво, конечно, но на пузе колоть нельзя, -промямлил Гвоздь.

-Да, кто тебе сказал, вон у Кривого целый паровоз нарисован, он на Железке живет!- парировал один из зрителей.

-Ну, художник, малюй.

Рисовал полдня, получилось. Клиент лежал смирно, не дергался даже от щекотки. Экзекуцию наколки не видел.

Через неделю нам устроили импровизированную баню по-походному. Эта татуировка имела оглушительный успех. Потом «почитателям прекрасного» обоего пола она демонстрировалась уже приватно, в ближайших кустах. Это была известность! Нежный листок лаврового венка славы слегка прикоснулся к моим кудрям и, подхваченный порывом восторженных аплодисментов, вспорхнул ввысь, и улетел в неизвестном направлении.

Потом был КВН. Что это такое ни воспитатели, ни тем более шпана, не представляли и путали, скорее всего, с викториной.

Мы с Алексеем, сидя на кухне за компотом, целых два дня трудились над вопросами.

Придумали двадцать один.

-Очко! -сказал Алексей и пошел отсыпаться.

Три команды. Наша – «Таганка», малышня – «Отмычка» и команда "девочек" – «Софи Лорен».

-Вы хоть знаете, что за слово «Таганка»? - спросила нас, охламонов, Татьяна, воспитатель у девочек, филолог по образованию.

-С еврейского "тахана"- остановка, стоянка, станция. Так до революции сначала в народе, а потом и официально стали называть пересыльную тюрьму в Москве, перед отправкой осужденных в Сибирь.

Мы были поражены! И тут они!

Капитаном "Таганки" выбрали меня. Вечером у костра состязание состоялось. Мы, как ни странно, выиграли. Награждали утром на построении. Всем подарили игрушки. Мне досталась большая длинношерстная мягкая и уютная обезьяна.

Она прожила в нашем доме на Лодочной лет десять, мой трехлетний сын ещё застал ее преклонный возраст.

-Наших бьют!!!

Этот вопль заставил всех рвануть через рощу к Пахре. Там десяток деревенских молотил трех наших. Думаю, это было очень киношно, если снимать телевиком с противоположного берега. Из березняка лавиной, как конница Чапаева, вылетают два десятка крепких красавцев с березовыми кольями, заготовленными заранее на подобный случай.

-Нас мало, но мы в тельняшках! Ура-а!

Этот призыв из советской киноклассики прозвучал как нельзя к месту в нашем сценарии.

Вообще, за все время пребывания в этом лагере меня не покидало ощущение нереальности происходящего. Как будто смотрю кино, и могу в любой момент выйти из зала. Но, то ли опасение, что придется пробираться в темноте при всполохах экрана по ногам зрителей, то ли ощущение безвозвратной потери от того, что не досмотрю фильм и никогда не узнаю чем закончился сюжет, сдерживали порывы и заставляли остаться.

Деревенские дунули в речку. Всё остальное действо напоминало игру в городки. Некоторые особенно успешные броски точно выбивали цели. Под свист и улюлюканье деревенские скрылись в кукурузе на другом берегу. С тех пор пропасть между городом и деревней сделалась непреодолимой навсегда!

Неожиданно в середине июля приехал отец. Машина села в грязь еще в Колычёво. Отец пришел пешком. Мы только вернулись с речки. Физрук, он же начальник лагеря разговаривал с отцом за столом столовки. Я и обрадовался, и немного огорчился, увидев отца. На горизонте забрезжил п/л "Салют".

Первое, что отец сказал после объятий:

- Где твой свитер?

Пришлось объяснять, что дал корешу поносить.

-Кому, кому? -удивился он.

Мне показалось, что эти расспросы были неспроста. Пока я искал Пашку, пока менялись, пока собирал вещи, отец написал маляву о том, что меня забирает. Только потом, в Москве, мама рассказала. Когда отец увидел чужого парня в моем свитере, с ним чуть не случился инфаркт. С тех пор я зачастил в скучный пионерский "Салют". А мои новые корешки еще не раз меня выручали в самых неожиданных ситуациях. Но, как говорит Леонид Каневский:- Это уже другая история.

Вместо эпилога.

Ещё раз– Продолжу.

Помню как сильно мечтали стать взрослыми,

Шили клеши, дымя папиросами,

Слушали рок и тащились от Леннона,

Вместе шагали с партией Ленина.

От пионеров до диссидентов,

Сбросили идолов с их постаментов.

Гаджеты, шмотки, машин понаставили.

А вот честнее и лучше мы стали ли?

Освежил в памяти прочитанное ранее. Спасибо, С.И. .

Школа.

Фото удалено.

Продолжу “роман-воспоминания” маленьким конкурсом. Проверим вашу наблюдательность. Перед вами фотография, сделанная почти шесть десятилетий назад. Три юноши с ножичками, обычным атрибутом тогдашних интеллигентных молодых людей. Всмотритесь и определите: кто будет обыкновенным рабочим -станочником, кто из них преступит закон и сядет за тяжкое преступление, а кто станет художником. Итак слева направо: 1, 2, 3.

Итоги. 8-й класс 14 -й школы. Характер лживый, авантюрный, не усердие и разгильдяйство в учёбе.

Но что-то постепенно меняется. Ростки достоинства пока только зиждятся.

Математичка Галина Ивановна смотрела на мир исключительно через гульфик пифагоровых штанов. Поэтому я очень удивился, что защищать честь школы по математике неоднократно доверяла мне. На мои контрдоводы, что точные науки мне не интересны, только качала головой и гладила огромную коричневую волосатую родинку на носу. Как всегда не хотелось терять единственный выходной день, можно было махнуть на этюды. Погоды как назло стояли солнечные. Ладно, думаю, побыстрому отдуплюсь и махну в Коломенское. Благо 114-я была почти рядом, на трамвайном кругу 6-го. Как обычно всё решил, кроме одного задания районной олимпиады и вот мы уже с друзьями едем на метро до Автозаводской, а там пешочком или на автобусе до деревни Дьяково.

Обычно подбиралась тёплая компания. Рисовал только я, остальные гуляли, ходили в музеи, стояли на службе, загорали и купались, если позволяла погода. Через два часа тяжёлой изнурительной работы, как и положено – обед. Как правило, это сухой паёк, заботливо собранный мамами: бутерброды с колбасой, варёные яйца, рыбка в разных вариантах, иногда курица, специи и приправы. Этюдник складывался, накрывался скатёркой, сервировался приборами, бумажными тарелками, мухинскими стаканами, для эстетов были зубочистки, салфетки и нить. Как Вы, уважаемый Виктор Константинович, замечательно сказали: парочка или больше “фаустпатронов” 777 ставились в центр композиции.

Солнце медленно, но верно уже пряталось за московскими домами. В Москве -реке ещё мелькали оранжевые закатные блики, или нам так казалось. Розовая свеча Храма Вознесения улетала в небо и никак не могла оторваться от земли. Последние туристы давно убежали. Мы стояли, пьяные от счастья на высоком косогоре и смотрели сверху вниз на столицу, такую любимую и беззащитную перед будущим татаро-тувинским игом. По регламенту сначала читали стихи (один из нас стал профессиональным поэтом), кто что помнил. Потом начинались литературные споры, потом всё плавно переходило в политику и кончалось общей ссорой. Потом крепкий кофе из термоса под гитару и битловские песни на английском. Домой ехали дружно, держа друг-друга. Я не знаю, что говорили своим родителям друзья, моим было достаточно увидеть этюд.

Утром, увы, была физика. Наша замечательная учительница, видимо, в студенческие годы была баскетболисткой и обожала огромные декольте. Некоторые “любители физики” специально садились на первые парты, чтобы получать эстетическое наслаждение от лицезрения плавных линий и таинственных ямочек на идеальном теле двухметровой нимфы. Кроме меня, в художке насмотрелся. Забавно, но пионерам давали рисовать исключительно старух, отчего у молодых людей пубертатного возраста пропадал всякий интерес к лицезрению противоположного пола.

Была бы она простушкой, может быть я и полюбил физику. Не повезло. Предмет свой она знала через пень колоду. Часто путалась. Краснела и срывала злость на очередном двоечнике. Взаимной любви не случилось. Частенько просто не делал домашнее задание и не учил. А когда, вокруг так много интересного! Честно вставал и говорил, что не готов отвечать, потому что не выучил, потому что был в Пушкинском. Вы бы видели в какую ярость приходила наша замечательная учительница. Тоже продолжилось и в 820-й школе, куда наш класс почти в полном составе перешёл.

Правда, добавилась ещё замечательная учительница математики. Невероятно маленькая и толстая как кубышка с рыжими клоунскими химическими кудрями и ярко накрашенными алыми губами. После подобных моих откровений, она просто странным образом громко хрюкала, подскакивала как мячик и, визжа, убегала из класса. Но больше всех воевала наша классная дама, преподаватель химии. У меня никогда не возникало ни малейшего желания дискредитировать Педагога, с большой буквы или с прописной, неважно. Всегда испытывал и испытываю благодарность, за то что они тратят своё время и здоровье. Ну, не люблю я точные науки, ра - зо- ча- ро- вал- ся.

Я прекрасно понимал, что совершил ошибку, пойдя вместе со всеми в школу с физическим уклоном, о котором, кстати, узнал, только поступив. Да, и, если не ошибаюсь только в первых, а именно “А” и “Б” классах было усиленное преподавание точных наук. Мы же учились в “В”. Любопытно, но я заметил, что прежних товарищеских и дружеских отношений с переходом в 820 -ю не стало. Объяснить это можно и загруженностью и неким целевым сломом, внушаемым родителями относительно подготовки к поступлению в ВУЗ и выборе профессии. Все как-то замкнулись, сосредоточились на учёбе. Понятно, программа резко усложнилась. Девятый отучился на тройки.

Комедия закончилась в первых числах сентября 10 класса.

Накануне в ещё в прошлом учебном году, в мае я сорвал половину класса на международн­ую выставку в Соколь­никах, а вторая полови­на пришла на занятия и всех заложила. Пр­ичём мне инкриминиро­вали не побег как та­ковой, а то, что я пригласил всех в пивб­ар “Сирень”, там же в Сокольниках. У меня были деньги, выигр­анные на ипподроме. Напомню, мой дядя имел отношение к тотализатору на бегах и кормил информацией видных деятелей театрального искусства, в том числе и мхатовцев.

Так вот, кое кто пришёл домой “на бровях”. Мамаша , председатель род­ительского комитета подняла бучу.

Класс­ная, нервная злая хи­мичка давно искала повод расправиться, по-видимому, за лето план действий был составлен. И вот 1-го сентября 1968 -года меня исключили на неделю из школы за опоздание на первый урок. Нонсенс с юридической точки зрения. Классная в бешенстве, особенно её привело в ярость коллективное письмо одноклассников, протестующих против подобного шага администрации. Всё бы хорошо, но печатали на портативной американской машинке и частенько вместо точки ставили крючок американского доллара. Что это было в советские времена, не трудно представить.

– Это провокация, это он издевается над нами!!! – визжала она. Ни слухом, ни духом.

Подумав, решил не связываться с душевнобольными. Позвонил знакомому первому секретарю ВЛКСМ ТМЗ, очень хорошему человеку, дружили ещё с п/л “Салют”.

По дороге зашёл в 819-ю. Кадушкин как увидел мои документы, так руками замахал: – Нам своих Робин Гудов хватает!

830-я даже не рассматривалась.

Через три дня я уже учился в 172-й во дворах “Балтики”. Дошёл!

Продолжу.

…Как-то шли на дело, выпить захотелось,

Мы зашли в шикарный ресторан.

Там сидела Мурка в кожаной тужурке,

А из-под полы торчал наган.

Слушай, в чем же дело? Что ты не имела,

Разве я тебя не одевал?

Кольца и браслеты, юбки и жакеты

Разве я тебе не добывал?

Здравствуй, моя Мурка, здравствуй, дорогая,

Здравствуй, моя Мурка и прощай!

А ты зашухарила всю нашу малину

И за это пулю получай!...

Вот с этими замечательными женолюбивыми словами я открывал тот маленький перочинный ножичек на незабвенной фотографии.

Как в голове уживались эти блатные строки и Пушкин или Есенин – большая загадка. Характер был отвратительный. Второй школьный дневник это детский лепет. Но что-то двигалось. Огромную роль играло общение с игуменом Сергием из Лавры. Длинные беседы с ним расчищали “авгиевы конюшни” совести, загаженные всем предыдущим школьным опытом лицемерия и приспособленчества.

В Новоиерусалимском монастыре под Истрой, он ещё тогда лежал в развалинах, познакомился с несколькими тайными монахинями. Частенько писал там этюды. Они приходили все в чёрном, чёрные платки и юбки до земли. И стоя у разрушенных алтарей, молились. Редко кто молился по книжке. Обычно это мятые листки с убористым почерком. Давали и мне почитать. Другой язык! Другой мiр! Приветливые, милые тётушки угощали домашними пирожками, ещё тёплыми, просили поминать усопших.

Как там у “классика”:

В этот маленький мир

Иногда врывается эхо,

И лопается тишина

Натянутой струной,

И рушатся вдруг дворцы,

И лёд вздымается в реках,

И пожелтевшие травы

Снова встают стеной…

Передо мной открывались пласты доселе незнаемой, неведомой культуры, тщательно скрываемой властью.

На плоской крыше полуразрушенной церкви -кельи Патриарха Никона мы с другом трапезничали, восхищаясь “русским Иорданом”, махонькой речкой Истрой, громадиной монастыря на холме.

Вообще сделать подобное, что совершил Никон под Истрой – это грандиозно!

Много позже, читая об этой титанической личности, приходил в восторг. Раз за тысячелетия появляются люди такого масштаба. Он на равных в ряду покорителей Арктики и Антарктиды, первых святых.

Изразец ангела 18 века, отколупленный от стены Храма Воскресения Господня, в дорогой резной раме до сих пор украшает мою коллекцию.

Но вернёмся в 172-ю. Директор школы, просматривая мои документы, спросил, глядя поверх очков: – Что прям так и резал правду-матку?

– Запомни, правда как меч обоюдоострый, бывает и во зло.

При этом его глаза смотрели поверх меня и видели нечто.

Ещё час мы с ним говорили в кабинете.

Классная Инесса Николаевна оказалась молодой милой блондинкой, обаятельной, но умной. Весь класс – обычные ребята. Отдельно нужно сказать о других учителях. Доброжелательность. Вот то самое главное слово, которым можно выразить отношение ко мне в этой школе. Ранее этого чувства у меня не было от слова совсем.

Понимал, что или учись или катись, простой закон. Но в 820-й, конечно в основном по моей вине, всё складывалось крайне негативно. Надо было уходить раньше.

Доброжелательность. Нет, никто не делал для меня исключений, спрашивали как всех. Но появилось второе дыхание. Я всегда любил учиться, много читал. То ли преподавание, то ли личные качества педагогов – всё вызывало симпатии. По математике и физике пошли новые темы, с интересом включился. По физике астрономия. В школу шёл с удовольствием.

Но был ещё мир вне школы. Прогуливал по инерции. Классная смотрела на это прикрыв глаза и никогда не спрашивала почему пропустил занятия.

Ребята как то сразу приняли в свой коллектив, и через месяц мы уже “культурно отдыхали” у кого-то на квартире. Странное возникало ощущение, что я с этой школой, с этими учителями, этими ребятами с первого класса.

Зувуч узнала что окончил художку и постоянно просила написать лозунги к праздникам. Шрифтовик я так себе, но навыки имел ещё по п/лагерю. Писал в подсобке целый день, особенно это радовало, когда появлялась опасность неожиданной контрольной.

Старые грехи и связи ещё сохранялись.

“Метеор”

Тушинский хомяк

Тушинские семечки 46

Keen, 20 февраля 2021

Эту партию я проиграл через семь ходов. Противник получил "преимущество двух слонов". Неожиданный кинжальный удар парализовал наступление. Потом было гарде. Потерял ферзя. Вернее, разменял его на коня и ладью. Это “английское начало”! Ходишь, ходишь по науке, а противник раз, и так, как в учебниках не пишут. И ты -в ауте!

-Рано тебе еще почивать на лаврах!- сказал внутренний голос. И был прав.

С шахматами решил завязать навсегда. И быстренько полюбил стоклеточные шашки. В те времена эта игра, т. н. "международные шашки", не особенно приветствовалась, в отличие от "русских". Как никак- буржуазное веяние. Литературу достать было невозможно. Нашел лишь одну тонкую книжечку в мягкой обложке. Игра захватила комбинаторикой и скоростью. За час до дневного киносеанса в кинотеатре “Метеор”, что был на Свободе, можно было сыграть пять -шесть партий. А это – пять - шесть рублей, если выигрывать. Дуракам везет. Тогда же придумал формулу успеха: - "Быть значит иметь!" Про Фромма даже не слышал. Тогда наивно казалось, добиться успеха в этой жизни можно только имея, приобретая: знания, навыки, опыт. Увы, Life после вползания в воровской капитализм резко изменила эту "аксиому". Сегодня совершенно отчетливо понимаю насколько мое поколение было заточено на соцстрой. Никто не стал ни банкиром, ни долларовым миллионером, а родившиеся лет 7-10 спустя и далее преуспели.

Итак я в “Метеоре”. Расчет был тонкий. Билет стоил максимум 40 копеек, для детей и пенсионеров в будни 10- 15 копеек. На столах в фойе были только картонные "русские" доски по 64 клетки, можно было играть и в шахматы, и в шашки. Я приносил свою стоклеточную миниатюрную магнитную доску. Обычно в это дневное время приходили пенсионеры, любители поиграть на деньги. Зимой холодно играть на улице, в сквере напротив, на скамеечках.

Диковинные 100 клеточные многие лицезрели впервые. Азарт брал свое. Видя, как какой-то шкет обыгрывает маститых шахматистов, в очередь вставали все, плечом к плечу, как на фронте. Особенно запомнился один, очень моложавый. Высокий широкоплечий красавец, седина в бороде и шевелюре. Голосом обладал великолепным. В процессе игры напевал арии из опер. Например, когда я “съел” его первую шашку, запел, сложив вместе ладони:

- Куда, куда вы удалились, Весны моей златые дни?

Чем привел публику в неописуемый восторг. А когда продул третью партию:

- О, дайте, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупить, Я Русь от недруга спасу! Ох-хо-хо-хо!

Лучшей рекламы нечего и желать. Все зрители в вестибюле толпились около нас. Особую радость вызывали комбинации, когда одним ходом снимались по пять-шесть шашек и ставилась дамка. Такое в "русских" шашках невозможно. Удивление, глаза зрителей горят. Только, что из них песок сыпался, а сейчас -дивны молодцы. Болеют, подсказывают друг-другу. Никогда не спорил. Тем не обиднее рупь отдать. К слову пенсионеры в среднем получали в те годы около 120 рублей, начальная зарплата инженера. Вполне приличные деньги! Государство тогда делало вид, что заботится о народе! И заботилось!

Некоторые горячие головы повышали ставки. Вольному воля! Иногда даже игнорировали обязательный перед фильмом киножурнал "Новости дня". Когда публика уходила на сеанс, шёл к Аркадию Самуиловичу, замечательному художнику-оформителю. Его мастерская была как раз над вестибюлем. Длинная узкая комната с высоким потолком. Все пространство было заставлено подрамниками для будущих афиш. А размеры были вполне приличные. Высота по 3-4 метра. Мы пили чай с баранками и говорили об искусстве.

«... Карьера художника подобна карьере куртизанки: сперва – для собственного удовольствия, потом для чужого и наконец ради денег!» - скрючив указательный палец, торжественно вещал Аркадий Самуилович. К слову сказать, и в «художке» и в институте, и далее по жизни моими учителями были исключительно евреи, и все они любили пофилософствовать.

«... У настоящего искусства нет хуже врага, чем детская коляска в прихожей!»-говорил директор художественной школы, в классе которого я занимался.

«... Мыльный пузырь – самое красивое и самое совершенное, что существует в природе», - поучал мой профессор по сценографии, позже успешный художник на Бродвее и в Голливуде.

«…Я знаю, что искусство совершенно необходимо, только не знаю зачем», - говорил мой режиссер, с которым я проработал больше 35 лет.

«…Лошади и поэты должны быть сыты, но не закормлены», - говорил директор театра, в котором я работал.

И наконец, главный редактор ЦТ говорил тет-а-тет:- «Каждый художник, который изображает небо зеленым, а траву голубой, должен быть подвергнут стерилизации».

Всем им благодарен за уроки мастерства и мудрости.

А тогда, в кинотеатре изредка мне, пятнадцатилетнему школьнику позволялось "закрыть" небольшую плоскость на афише. Не скрою, приятно было увидеть, проезжая на автобусе, на здании "Метеора" огромный плакат нового фильма и знать, что небольшой кусок этого "шедевра" твоих рук дело.

Продолжу.

Почему бы, уважаемый Сергей Иванович, не собрать Ваши интереснейшие воспоминания в единую хронологически логическую систему (повесть) и не выложить на прозе.ру? ...Хотя, себя я не могу заставить сделать подобное.

Эх, леность, что ли...?

ВСЕХ ЖЕНЩИН ПОЗДРАВЛЯЮ С БОЛЬШИМ ЖЕНСКИМ ПРАВОСЛАВНЫМ ПРАЗДНИКОМ!

ХРАНИ ВАС ГОСПОДЬ! и мужья!

https://azbyka.ru/mironosicy

Это наш престольный праздник. Народу на службе было много. И неповторимое ощущение праздника. Раздавали артос. А женщинам ещё и розы. Трапеза продолжается.

Уважаемый Виктор Константинович, Вы можете не поверить, но я не графоман. Эти воспоминания не что иное как осмысление прожитого: плохого и хорошего. А слава мне никогда не была нужна, хватало заборов с афишами с моей фамилией.

Проза. ру – это всё-таки амбициозный проект, где каждый пытается самоутвердиться, заявить о себе. А мне это зачем? Господь итак меня видит и всё обо мне знает. Слава людская эфемерна. Живущие и творящие ради славы– люди больные гордыней и паранойей. Аудитория Хомяка меня вполне удовлетворяет. Она немногочисленна, нема, иногда слепа, по-видимому, абсолютно бездуховна и, главное, анонимна. Так пусть и я останусь никому кроме Бога неизвестен.

Видите ли, уважаемый Сергей Иванович, говоря о публикациях на прозе.ру я меньше всего имел в виду конечным результатом обретение славы. Вовсе нет. Повторюсь, речь идёт о систематизации записей, в том числе и в хронологии. Вы абсолютно правы в том, что проза более обязывающий проект и, не побоюсь этого слова - дисциплинирующий, в первую очередь самого автора. По крайней мере я его так воспринимал, но, потом обуяла лень и мои записи поныне раскиданы по совершенно непредсказуемым папкам, где я иногда не могу найти нужное.

Вот, это ключевое слово. Наверное, из прочитанного Вы, уважаемый Виктор Константинович, поняли что ДИСЦИПЛИНА это самое ненавистное моё слово и понятие. Я – АНАРХИСТ ДО МОЗГА КОСТЕЙ. Живу и работаю только В КАЙФ! Слово НАДО вызывает у меня кожный зуд. В школе это слово отравило и убило во мне всё: любознательность, стремление учиться, познавать, совесть, наконец. И развило такие пороки как: ложь, приспособленчество, лицемерие. Прибавьте ещё тоталитарную и маниакальную фобию власти и школы, в частности, к искоренению вольнодумства. И получатся миллионы клонированных роботов. Речь идёт о советской школе. Как сейчас не знаю, вернее, догадываюсь. Исключения были и есть, но это штучный товар, и не благодаря, а вопреки.

Школа

Крайне просто природа сама

разбирается в нашей типичности:

чем у личности больше ума,

тем печальней судьба этой личности.

И.Г.

Примерно через полгода я встретился с бывшими одноклассниками из 820-й. Они меня сами нашли. Оказалось, что на их недоумённые вопросы классная отвечала, что я сменил место жительства и соответственно школу. Ложь это атрибут карьеры? С тех пор у меня два выпускных 10-х класса. А бывшую мою классную ‐ химичку ребята быстро раскусили. И назвали свою кавеэнную команду “Крокодил Нина”. Представляю, что она чувствовала, даже жаль её. Как итог никто из них не сделал головокружительную карьеру, кроме того самого стукача, который меня и заложил. Он стал генералом ФСБ. Так ему и надо. И сегодня мы дружим. Один друг доктор наук, другой инвалид, третий, подводник, увы, уже в мире ином, есть ещё общая подруга –она успешный издатель детских книг и альбомов по искусству.

Ребята из 10-го 172-й школы тоже остались на земле и в моей памяти навсегда. Вот они. Имена стёр. Не имею морального права светить.

Меня до сегодняшнего дня не покидает уверенность, что относительно моей персоны в этой школе среди учителей была некая установка закрывать глаза на мои “заскоки”. Думаю, что так и было. Особенно убеждают в этом события госэкзаменов.

Расскажу.

Собственно к выпускным экзаменам я подошёл с твёрдыми тройками и четвёрками. Единственные пятёрки по английскому и рисованию, физре и труду. Ну, с рисованием, трудом и физрой понятно. А вот английский это заслуга незабвенной Екатерины Васильевны Санлив, замечательного педагога и носительницы языка из 14-й школы. Её фамилия один из переводов – подобная солнцу. Прямая спина, горделивая осанка, великолепное скромное платье и аккуратная причёска. Манеры аристократки. Теперь -то я понимаю: откуда у королевы Елизаветы такие манеры. Екатерина Васильевна жила по-соседству с Малой Набережной. Ежевечерне в любую погоду она выходила на моцион. Часто встречались, гуляя с отцом. Мягкий полупоклон и: – Good evening.

Мы с отцом долго репетировали и: –Enjoy the evening. С харьковским акцентом на чистейшем йоркширском диалекте. Отчего по улыбающемуся лицу Елизаветы Васильевны меньше секунды пробегала тень. Довольные расходились.

Итак экзамены. 1969 год. Раньше я вскользь уже освещал эту тему. Попробую ещё раз более художественно.

Первый –сочинение. В течении года предпочитал свободные темы, не связанные со школьной программой. “Луч света в тёмном царстве” и “ лишние люди” настолько набили оскомину, что даже просто повторение вызывало рвотные рефлексы. К тому же, начитавшись плутовских романов, мозг жаждал adventures.

Напомню, мы жили в СССР. Где за годы установились определённые традиции. Внимательный ум мог с определённой вероятностью предвидеть будущие события. Так параноидальное стремление правительства приурочивать события к определённым юбилеям и датам, давно были притчей во языцех. В этом смысле Министерство образования ничем не отличалось от Минтяжмаша, например. А значит, что следующий год, год 100 летия со дня рождения ВИЛа будет отмечаться по всей стране, но некоторые ретивые уже обкатывают темы будущих сочинений, посвящённых юбилею. А раз так, то опять же с определённой вероятностью среди тем этого экзамена по рус/ литературе будет что-то из Маяковского “... я себя под Лениным чищу…" или Есенинское:

И не носил он тех волос,

Что льют успех на женщин томных, -

Он с лысиною, как поднос,

Глядел скромней из самых скромных.

Застенчивый, простой и милый,

Он вроде сфинкса предо мной.

Я не пойму, какою силой

Сумел потрясть он шар земной?

А не написать ли заранее небольшую поэмку на подобную тему в стиле, скажем, Есенина или Маяковского? Выучить, и выдать за экспромт на экзамене?!

Попробую, Сергей Александрович, благослови.

Маленький, невзрачный как сморчок,

С такой лысиной только блаженные,

В какой же земле родился росток,

Сумевший взорвать вселенную?!

Как этот гном - чернокнижник,

Поднял рабочий класс?!

И пролетарский булыжник

Врезал царизму в глаз.

У истории много вопросов.

Ещё больше спрошу я.

Отчего эти зверства матросов?!

И зачем столько крови и море огня?...

Так, так. Кажется занесло. И потом слишком убористо. То ли дело ВладимВладимыч: слово – строка, а то и две. Какая экономия! Можно четырьмя четверостишьями “закрыть” страницу. Средний объём сочинения – 4, 5 листов, соответственно 8,10 страниц. По 4- е строфы на страницу – 40.

А теперь в стиле Маяковского:

Мне

.......Ли

.........В ХХ веке

............Не видеть

...................ГЛЫБЫ

.........................ЛЕНИНА?!

Мне

......Ли

...........Не петь

................Оссану

......................Этому гению?!

История

...........Этим именем

.....................ОПЛОДОТВОРЕНА

......................................И как шлюха

..................................................БЕРЕМЕННА!

И даже

............Клетка

....................Амёбы

............................Готова

...................................К революционному

..............................................................Делению!

Рождение

..............Жизни

.....................Новой

...............................Сметёт

.......................................Отгнившее

......................................................Время.

И

.....Выстрел тот ,

.........................Там,

...............................На Дворцовой

................................................Низвергнет

.............................................................Романово

.....................................................................Племя!

При печати не получается сделать разбивку в стиле ВВМ. ИЗЪЯН САЙТА! Только таким дурацким способом.

Конечно, это реконструкция. Мне и в голову не приходило даже сохранить подобную белиберду.

Я и сейчас, особенно после хорошего коньяка, могу рифмовать подобные скетчи экспромтом. Много ума не надо. В этом смыле интересно проанализировать “ творчество” многих успешных советских поэтов. Рождественского, например, Друнину, Евтушенко, особенно его поэму “Братская ГЭС”. Конъюнктура!

Продолжу.

Что ж, у каждого свои "Дороги, которые мы выбираем".

Вы абсолютно правы, Виктор Константинович.

"Дело не в дороге, которую мы выбираем; то,что внутри нас, заставляет нас выбирать дорогу"

О, Генри

Когда через много лет, я встретил Классную Инессу Николаевну, она с удивлением воскликнула: – Как, ты не стал поэтом?

На что резонно ответил: – “Поэтом можешь ты не быть, но художником быть обязан”.” Художник первородный всегда трибун, в нём дух переворота и вечно бунт”. Спасибо Вам за всё!

Это была встреча одноклассников.

Школа

Сказано– сделано. Накропал довольно быстро. Получилось даже больше задуманного. Если тема будет заковыристая, сочиню пару тройку строф на месте.

Назавтра экзамен. Все взволнованные. Запустили. Открыли темы. Так и есть! Точно уже не помню, но моя поэма ложится по теме.

Всё остальное – дело техники. Аккуратненько переписал, проверил, сдал одним их первых. Правда, пришлось добавить пару четверостиший.

Типа:

Мне

…….. Отсюда

………….Из социалистического

…………………………………ДАЛЕКА.

Даже

……….. Страшно

………………..Подумать.

…………………….…… ЖУТЬ!

Если бы

…………. Ленина

……………… Вскинутая рука,

Не ПОКАЗАЛА

………………….Человечеству

…………………………………ПУТЬ!

Экзамен закончился. Вдруг бежит одноклассник:– Тебя в учительскую!

Предчувствуя недоброе, пошёл. В учительской классная, обе завуча, препод. по литературе и ещё какие- то личности. Препод мягко:

– Серёжа, скажите откуда вы списали своё сочинение?

На голубом глазу: – Как это списал? Сам сочинил.

Завуч:– 6 листов в стихах!

– А что мало?

– Признавайтесь!

– Не в чем мне признаваться!

Препод:– А где черновики?

– А зачем?

– Что прямо набело?

– Да!

– Можете продемонстрировать? Это экспромт?

– Вам под Маяковского, Есенина, или Пушкина?

Немая сцена. Гоголь отдыхает.

Робкий голос: – Под Пушкина…, Александра Сергеевича.

– Пожалуйста!

Главное поймать ритм. Медленно начинаю:

– Пушкин о Ленине. Стих.

– Очаровательный “злодей”,

Твои мне “козни” уж знакомы!

Зажёг огнём сердца людей

Ты якобинскою истомой!

Прошли тревожные года.

И мы сегодня пожинаем

Твои труды, и навсегда

Твой образ славою венчаем!

Гоголь перевернулся в гробу во второй раз.

Вы бы видели их лица.

Классная нервно засмеялась.

Препод по литературе, замечательная женщина, бледная от волнения, срывающимся голосом:

– Серёжа, вы – гений?

– Ну, что вы, Раиса Алексеевна, я ещё только учусь.

– Серёжа, пожалуйста, подождите в коридоре.

Через минут десять вышла Раиса Алексеевна, красная и расстроенная:

– Не переживайте, Серёжа, 5/5. Я просила отправить ваше сочинение в район на конкурс, они чего-то испугались. Приходите ко мне домой вечерком, попьём чайку, поговорим.

Вечером мы пили чай в её маленькой двушке на Химкинском. Был вкусный торт и огромные глаза её ещё совсем юной дочери, кажется семиклассницы. Эти глаза помню и сегодня.

Мы говорили о поэзии и мне было очень стыдно, что я совсем не знал творчества Ахматовой, Цветаевой и Гумилёва.

Продолжу.

Школа

Следующий экзамен математика. Ясно понимая свои скромные возможности, сосредоточился на алгебре и любимых логарифмах. Помнил и знал хорошо. Тригонометрию вообще не понимал и не хотел. Решил, если будут задачи по алгебре, геометрии, стереометрии и пр., то напишу хотя бы на тройку. Шпор не делал, нет смысла. Тем более за мной особый надзор. Всё получилось удачно. Три балла. Конечно, для кого-то это позор и крах личной жизни. Только не для меня.

Вовлекаясь во множество дел,

не мечись, как по джунглям ботаник,

не горюй, что не всюду успел,

- может, ты опоздал на “Титаник”.

И.Г.

Везде успеть невозможно. Зато сразу после экзамена мы с друзьями поехали в Архангельское, отмечать это знаменательное событие. Денёк был что надо. Самоё моё любимое место для этюдов не дворцовый ансамбль, не парк у театра, а маленький храм Архангела Михаила, приютившийся на отшибе, почти у забора хрущёвской дачи-ссылки. Эта удивительно красивая церковь середины 17 века архитектора Павла Потехина стоит на краю высокого косогора, поросшего корабельными соснами. Внизу блестит на солнце старое русло Москвы -реки.

Красотища!!! Вот она ЖИЗНЬ!!!

Внизу у воды копошатся друзья. Их весёлый смех и запах шашлыков доносит тёплый вечерний бриз. Солнце выжелтило небо и готовится опрокинуться за горизонт. Сосны шумят верховым ветром. Здесь на высокой круче стоит древняя скамья. Трудно определить её возраст. Брусья, расщеплённые местами временем и непогодой, приняли естественные формы: одни выгнулись дугой, другие закрутились полуспиралью. Но ржавые кованные гвозди ещё держат. Кто, убегая от парадного лоска, сиживал на этой скамейке? Кто целовал здесь украдкой девушек- крепостных, пока няньки, маменьки и дядьки ищут тебя по зарослям крапивы.

– Митенька, голубчик, где тыыыы????!!!! Ау-у-у!!!!

Хорошо здесь маленькому сорванцу. Убежал. Амалия Робертовна, зануда, совсем допекла.

– Prince Dmitry, wipe your nose….

А мне нравится, когда сопли текут, солёненькие. Не то что ваши пирожные…

Я сидел как тот мальчишка на этой скамье вечность спустя, смотрел на закатное солнце и думал.

Какая химия жизни! Красота пейзажа рождает уникальные процессы в моём организме. В кровь впрыскивается дофамин, гормон счастья. Умиротворение и экстаз. Следом вазопрессин и окситоцин. И вот уже нирвана. Запахи, а точнее эфирные масла прогретой дневным солнечным теплом хвои через лимбическую систему посылают сигнал в мозг. Нейроны и синапсы усиливают этот сигнал. И вот мне уже хочется кричать от счастья:

Дайте, дайте руки-крылья!

Расступитесь небеса!

Я хочу, чтоб стали былью

Неземные чудеса!

Настало время эндорфинов, а затем и желудочного сока. Ребята зовут к столу.

Вот она ХИМИЯ ЖИЗНИ. Экзамен через три дня.

Возвращались поздно вечером. Пятьсот какой-то автобус до Тушинской битком. Два сырых холста маслом я обернул газетой и связал верёвкой. В давке верёвочка потерялась, газетка упала. Выходим, смотрю и ничего понять не могу, впереди к станции идёт мужик в голубой рубахе, а на ней зеркальная копия моего сегодняшнего этюда “Сосны”.

Когда кругом кишит бездарность,

кладя на жизнь свое клише,

в изгойстве скрыта элитарность,

весьма полезная душе.

И.Г.

Химия. К сожалению, интерес к этому предмету у меня проснулся слишком поздно.

Неорганическую любил, а вот с органикой были проблемы. Меня посадили на первую парту, прямо перед учительницей. Признаться этого и хотел, именно в этот стол накануне я спрятал несколько листов, исписанных теорией по химии.

Химичка, женщина крупная и от жары совела. Её маленькие глазки слипались и вот настал такой момент, когда они закрылись на минуту, другую. Этого было достаточно. Я уже держал в руках три или четыре листа, убористого своего почерка, на которых были расписаны все теоретические аспекты, даром что ли два дня усердно занимался. Накануне, объездил почти все книжные магазины района с целью покупки точно такой бумаги, которая выдаётся на экзаменах.

Тогда, даже штампики школы не ставили.

К следующему разу, когда глаза педагога снова закроются, я уже переписал практически в открытую весь материал. Вуаля и листы –шпоры отправляются обратно в стол. Следующим этапом надо было незаметно вытащить их из стола и спрятать. Но тут удача мне изменила. То ли учительница что-то заподозрила, меня вызвали отвечать. Ответил блестяще– пять. Но как забрать шпоры? Было бы странным вопреки здравому смыслу вернуться и рыться в столе. Вышел. Авось пронесёт.

Через час меня вызвали в учительскую.

Опять Гоголь. Мёртвые души. Скорбные лица завучей, классной и химички.

– Сергей, это ваш почерк?

Так, наверное, чувствовал себя Штирлиц в кабинете Мюллера.

– Да.

– Скажите, как эти записи попали в стол на экзамен?

Это был провал.

Потом меня опять попросили выйти в коридор.

Вердикт присяжных заседателей прозвучал как гром среди ясного неба:

– Мы даём вам возможность пересдать.

Снова, но уже в гордом одиночестве сидел за тем же столом. Передо мной три пары внимательных глаз. Ответил.

– Мы вынуждены поставить вам четыре, так как это повторная попытка.

Кто-то умный сказал:”Школа - это место, где шлифуют булыжники и губят алмазы”.

Продолжу.

Да уж, экзамены, экзамены, нам Игорь константинович Сурин перед оными откровенно сказал: " Все, кто имеет возможность, получайте освобождение. Выпускной экзамен в школе - несусветная глупость и нервотрёпка." Почти половина класса побежали по врачам, мне удалось, не жалею. Аттестат ведь ничем не отличался от сдававших. Кто то сдавал, а я загорал на водохранилище, готовясь к вступительным в институт.

А так можно было? А Вы, батенька, оказывается сачок. Впрочем, я бы с радостью оказался на Вашем месте.

Вдогонку хочу уточнить у неискушенной части части хомяков, что выше приведённые рифмы это не стихи в строгом понимании. Не поэзия вообще. Так поделка, рифмованные строки. Этим обычно и грешат дилетанты.

По медицинским показаниям комиссия под руководством гл.врача поликлиники или больницы могла освободить от выпускных (у меня диагностировали ревмокардит, кхе-кхе). А вот ИКС, конечно, "по долгу службы" не должен был нам объяснять всю вредность школьных экзаменов, да-а это был настоящий Человек!

Школа

“Главный педагогический принцип воспитателя - не оставлять синяков на теле.”

Из методик для учителей.

Удивительно, но за все 10 лет отсидки в школе, только эти ребята из 10-го “Б” 172-й школы за 9 месяцев сделали для меня больше, чем все вместе взятые классы 4-х школ, через которые пришлось пройти. И конечно, учителя этой школы. Существовали ли установки или ещё какие “указивки” насчёт моей персоны, не знаю. Скорее всего нет. Просто это добрые люди.

Потом был ещё какой-то экзамен, сейчас уже не помню. Предмет знал, пятёрка.

А потом выпускной вечер. Что-то более банальное трудно придумать. Но праздничное настроение присутствовало. Со сцены говорили какие-то речи, вручали аттестаты. Вдруг подходит завуч и говорит: – Сергей, скажите ответное слово от выпускных классов.

Я не публичный человек, но превозмогая волнение, вышел и поблагодарил довольно обычными словами, но в конце прочитал свой стих, написанный буквально три дня назад. Смысл в третьем законе Ньютона: “Ничто не возникает ниоткуда и не исчезает в никуда”. Так и доброта переходит от человека к человеку и является постоянной энергией на этой земле. Было заковыристо, но красиво.

Помню только последние четыре строки:

Забываются обиды с годами,

Блекнут в памяти, так и не вспомнишь,

Но всегда буду вам благодарен

За добро, за нежность, за помощь.

Вот читаю я про ИКС, вспоминаю его лицо, хотя видел всего три дня, и понимаю большую разницу между “учитель” и Учитель. Читал на Хомяке, что в конце жизни у него были большие проблемы. А знаете, это закономерность судьбы всех ХОРОШИХ ЛЮДЕЙ. Я не знаю был ли он верующим, но, судя по рассказам, отличался не только мудростью, но и необыкновенной человечностью. Таких людей, даже если они иноверцы или агностики, Господь видит и очищает ещё при жизни. Нет испытаний непосильных. Всё во благо. Молитесь об упокоении души раба Божия Игоря. Это лучшее, что мы, здесь на земле можем для него сделать в благодарность за то, что он сделал для нас.

---

https://youtu.be/Iz088iOz5_Y?feature=shared

Спасибо.

Это Вы про Бехтереву? Удивительная женщина. Но очень осторожная.

Keen, вчера в 21:53:

сообщение удалено

Я бы тоже вероятно поблагодарил, но увы, не знаю за что!?

Просто постараюсь прикрепить вчерашние фото

Удивительное дело, как правило все выступления и благодарности тщательно готовятся, ведь, как правило на выпускных присутствует вышестоящее начальство и допустить случайное и " не в струе" никак нельзя. Видимо в Вашей школе, уважаемый Сергей Иванович, оттепель подзадержалась.

это было интервью Караулова с Натальей Петровной Бехтеревой. В начале было интересно, потом как-то сдулось.

Фотографии красивые!

вероятно. Я сам был удивлён.